Камеры устремили свои взоры на отель «Горинг», чтобы не упустить миг первого появления Кейт Миддлтон в подвенечном наряде. Робин исподтишка поглядывала поверх ноутбука, медленно скроля серию более или менее грамотных отзывов о борделе близ Коммершл-роуд.
Шквал возбужденных комментариев заставил ее оторваться от работы – и как раз вовремя: Кейт Миддлтон садилась в лимузин. Длинные кружевные рукава, какие Робин предпочла отрезать от собственного подвенечного платья…
Лимузин медленно тронулся с места. Кейт Миддлтон, сидящую в автомобиле рядом с отцом, было едва видно. Значит, она решила пойти под венец с распущенными волосами. Робин тоже так планировала. Мэтью нравилось. Впрочем, теперь это не играло никакой роли…
Толпы приветствовали кортеж, по всему пути следования были вывешены государственные флаги.
Когда Мэтью повернулся, Робин сделала вид, что поглощена работой на компьютере.
– Чаю хочешь?
– Нет, – сказала она и нехотя добавила «спасибо», понимая, что в последнее время разговаривала с ним агрессивно.
На диване пискнул мобильный. Мэтью часто хмурился и дулся, если такое случалось в выходные: он подозревал, что это Страйк, и порой оказывался прав. Сегодня он лишь молча отвернулся к телевизору. Робин прочла сообщение:
Откуда я знаю что вы не из газеты?
Эту линию она разрабатывала без ведома Страйка и уже придумала, что скажет ему в оправдание. Толпы, не смолкая, приветствовали медленно движущийся лимузин, а она тем временем набрала ответ:
Газетчики уже осаждали бы ваш дом. Я же советовала вам найти меня в сети. Напр., мое фото у входа в суд, где я была свидетелем по делу об убийстве Оуэна Куайна. Посмотрели?
Она опустила мобильный. У нее участился пульс.
Перед Вестминстерским аббатством Кейт Миддлтон выходила из лимузина. Кружевное платье подчеркивало ее осиную талию. Лицо светилось счастьем… Неподдельным счастьем… У Робин колотилось сердце, когда она смотрела на эту прекрасную девушку в тиаре, идущую к входу в аббатство.
Мобильный опять подал голос.
Ну посмотрел. И что?
Уставясь в кружку, Мэтью издал характерный звук. Робин предпочла этого не заметить. Не иначе как он решил, что она переписывается со Страйком – обычно именно это вызывало у него гримасы и раздраженное фырканье. Робин перешла в режим фотокамеры, поднесла мобильный к лицу и сделала селфи.
От вспышки Мэтью вздрогнул и огляделся. Он плакал.
Когда Робин прикрепляла к сообщению свое фото, у нее задрожали пальцы. Потом, не желая смотреть на Мэтью, она опять уставилась в телевизор.
Сейчас отец Кейт Миддлтон медленно вел свою дочь по красной ковровой дорожке, разделявшей надвое море дамских шляпок. Перед глазами у Робин разыгрывалась кульминация миллиона сказок и легенд: простолюдинка неторопливо двигалась навстречу своему принцу, красота неудержимо близилась к верхам…
Робин невольно вспомнила, что Мэтью сделал ей предложение на площади Пиккадилли, под статуей Эроса. Бродяги, облепившие пьедестал, осклабились, когда Мэтью опустился на колени. Эта сцена застала Робин врасплох: Мэтью рисковал испортить свой выходной костюм на мокрых, грязных каменных плитах; исходившие от бомжей алкогольные миазмы перешибали запах выхлопных газов. А потом появился маленький футлярчик из синего бархата, откуда подмигивал сапфир, скромнее и бледнее, чем у Кейт Миддлтон. Мэтью объяснил, что выбирал камень под цвет глаз Робин. Когда она ответила «да», один из бездомных, пошатываясь, привстал и зааплодировал. Робин как сейчас помнила отблески неоновых огней Пиккадилли на сияющем лице Мэтью.
Девять лет совместной жизни, общая юность, ссоры и примирения, любовь. Девять неразлучных лет, куда вошла и трагедия, способная их разлучить.
Вспомнила она и день, последовавший за предложением руки и сердца, – тот самый день, когда бюро по временному трудоустройству направило ее к Страйку. Казалось бы, так давно. Тогда она была совсем другой… во всяком случае, ощущала себя совсем по-другому – до тех пор, пока Страйк не отослал ее домой переписывать номера телефонов и не ответил, когда же ей выходить на работу в качестве его напарницы.
– А ведь они расходились.
– Что? – не поняла Робин.
– Они расходились, – дрогнувшим голосом повторил Мэтью и кивнул на телеэкран; принц Уильям как раз повернулся к невесте. – Была у них пауза в отношениях.
– Знаю, – ответила Робин.
Она старалась говорить холодным тоном, но Мэтью совсем сник.
Возможно, меня просто гложет мысль, что ты заслуживаешь лучшего.
– У нас… между нами все кончено? – спросил он.
У алтаря Кейт Миддлтон поравнялась с принцем Уильямом.
Глядя на экран, Робин понимала, что ее ответ будет воспринят как окончательный. Кольцо, знак помолвки, лежало там, где было оставлено, – в книжном шкафу, на стопке старых пособий по бухгалтерскому учету. С того дня, когда Робин его сняла, никто из двоих к нему не прикасался.
– Возлюбленные братия… – заговорил настоятель Вестминстера.
Вспомнила Робин и тот день, когда Мэтью впервые пригласил ее на свидание; она бежала домой из школы, полыхая волнением и гордостью. Вспомнила, как хихикала Сара Шедлок, приваливаясь к Мэтью в пабе города Бат, а Мэтью слегка хмурился и отстранялся. Ей на ум пришли Страйк и Элин… а они-то при чем?
Она вспомнила, как Мэтью, мертвенно-бледный, дрожащий, приехал в больницу, где ее продержали в течение суток после изнасилования. В тот день он не пошел на экзамен, чтобы сидеть подле нее, – даже не поставил в известность деканат. Его мать была недовольна. Переэкзаменовку назначили на лето.
В 21 год я не понимал того, что знаю сейчас: другой такой, как ты, нет на целом свете и я никого не смогу полюбить так, как тебя…
А Сара Шедлок повисла у него на шее, когда он – без сомнения, пьяный – изливал на нее откровения насчет Робин, которая страдала агорафобией и не давала к себе прикасаться…
Звякнул мобильный. Робин машинально подняла его с дивана и прочла:
Так и быть, поверю.
Смысл прочитанного до нее не доходил; она опустила телефон, оставив сообщение без ответа. До чего же трагическое зрелище представляет собой плачущий мужчина. У Мэтью покраснели глаза. Плечи вздрагивали.
– Мэтт, – тихо выговорила Робин, тронутая этими беззвучными рыданиями. – Мэтт…
И протянула руку.
Dance on Stilts [69]
Небо окрасилось цветом розового мрамора, но народ не спешил расходиться. На тротуары высыпал миллион лондонцев и приезжих в красно-бело-синих шляпах, пластмассовых коронах, с флагами Соединенного Королевства; надувшиеся пивом шуты тащили за руки детишек с размалеванными физиономиями, и все эти толпы подпрыгивали и плыли на волнах слезливых сантиментов.