— В моем купе поедете, господин капитан. Часам к четырем пополудни, Бог даст, доберемся до Холма.
— А что, можем и не добраться?
— Так ведь снегопады у нас тут уже неделю как буйствуют. Дважды пути расчищали — заносы сильные.
— Ну, тогда действительно с божьей помощью. Поехали?
— Садитесь в вагон, господин капитан. Минут через двадцать отбываем…
* * *
Но, несмотря на все старания Давыдова, на заставу он добрался лишь к утру третьего дня, после того как покинул столицу.
Поручик Велембовский оказался сухопарым, носатым поляком лет под сорок. «Ему бы пора уже в капитанах ходить», — отметил про себя Денис, а вслух сказал:
— Рад знакомству, пан поручик. Давайте без расшаркиваний и пиетета. Сразу к делу.
— Так ведь с дороги вы, пан капитан. В баню бы вам сходить, поспать по-человечески…
— Мы с вами, пан поручик, не на отдыхе. Работаем!.. Где задержанный?
— W wiçzieniu… [14] в холодной сидит, на гауптвахте.
— Ладно, пусть еще посидит. Пока… Давайте его документы посмотрим.
Поручик извлек из сейфа объемистый пакет из плотной сероватой бумаги, в каких обычно возили служебную почту курьеры и фельдъегеря. Печать на нем была не сломана, а профессионально вскрыта. Давыдов с интересом рассмотрел на ней оттиск двуглавого орла со скипетром и державой, поразительно напоминающего орла российского [15] . Содержимое же конверта оказалось еще любопытнее.
У «уроженца» Холмской губернии обнаружился… шведский паспорт, чеки Королевского банка Швеции на предъявителя, удостоверение коммивояжера Варшавской текстильной компании для поездок в Минск, Москву, Санкт-Петербург и Ригу, а главное — письмо на немецком языке.
— Вы знаете немецкий, пан поручик? — Денис в замешательстве потер подбородок.
— Так точно!..
— Тогда… переведите, пожалуйста.
Велембовский взял письмо. Минут пять разбирал угловатый почерк, шевеля губами. По мере прочтения, кустистые брови поручика поднимались все выше и выше.
— Ну, что там? — не выдержал Давыдов.
— Да как вам сказать… — теперь уже Велембовский схватился за свою шевелюру. — Это… в общем, это личное письмо эрцгерцога Франца Фердинанда.
— Самого эрцгерцога?! Вы не ошиблись, поручик?
— Никак нет, пан капитан. Здесь есть его подпись…
— Ага! Продолжайте, становится все интереснее!
— …в письме говорится о необходимости установить более тесные контакты и надежную почтовую связь для… разработки и уточнения деталей будущих совместных действий на Балканах, кои давно уже назрели и требуют настоятельного разрешения!..
— Все?.. Ничего себе! — оторопело помотал головой Денис и уставился на поручика. Велембовский выглядел не менее растерянным. — И… кому же это адресовано?
— В том-то и дело, что… никому.
— Не может быть?!
— То есть в письме нигде ни разу не упоминаются ни имя, ни должность, ни звание адресата. Есть только обращение — mein lieber Freund — мой дорогой друг. — Велембовский, словно оправдываясь, развел руками и протянул письмо Давыдову.
Денис самолично изучил обращение, потом порыскал по тексту в тайной надежде заметить имя, добрался до конца письма и увидел, что подписано оно каким-то заковыристым росчерком со множеством крючков и петелек.
— Вы уверены, пан поручик, что письмо от эрцгерцога?
— Так точно, пан капитан. Можете сами убедиться. — С этими словами Велембовский вынул из сейфа кожаную папку, раскрыл и положил перед Денисом.
— Что это?
— Библиотека факсимиле видных военных и политических лиц Австро-Венгерской монархии, включая и представителей царствующей династии.
— Откуда это у вас?! — искренне удивился Давыдов.
— Из Варшавского отдела товарищи снабдили. Полезная штука. Уже не первый раз пригодилась! — с легким оттенком превосходства пояснил Велембовский. Он перелистнул в папке пару страниц и кивнул: — Вот, извольте. Можете сличить.
Денис глянул и — точно, те же закорючки и петельки.
— Итак, пан поручик, — строго и официально заговорил он, — вы оказались правы. Случай весьма серьезный и выходит за рамки местного происшествия. И я обязан предупредить вас об ответственности за сохранение полученной вами в ходе разбирательства информации втайне.
— Так точно, пан капитан!
— С этого момента я принимаю всю ответственность за последующие следственные действия на себя. Вот мои полномочия.
Давыдов извлек из портфеля папку с документами и предъявил приказ, подписанный подполковником Максимовым.
— Надеюсь, пан поручик, вы окажете мне содействие в дальнейшем расследовании инцидента?
— Так точно, пан капитан! С превеликим удовольствием! — расцвел Велембовский.
— Тогда ведите сюда нашего «уроженца»…
* * *
Однако и новый допрос почти не добавил ясности случившемуся. На многочисленные вопросы Давыдова, задаваемые то на русском, то на польском, то на немецком языках (с помощью поручика) задержанный Акош Ковач либо отмалчивался, либо бормотал короткие ответы на некой тарабарщине. Офицеры никак не могли распознать диковинное наречие.
— Он над нами издевается! — в сердцах сплюнул Велембовский. — Извините, пан капитан…
— Непохоже… — задумчиво откликнулся Денис. — Я, например, уже раза три уловил одно и то же слово. Что-то вроде «нем ертем»?.. И еще, похожее на «нем вагик бунос»… [16]
— Да, вы правы, пан капитан, — кивнул, успокаиваясь, поручик. — Он действительно что-то отвечает, но на каком языке?..
— Наверное, на родном. Он же — мадьяр… Есть на заставе, кто понимает по-ихнему?
— Где там!.. Здесь же Галиция под боком, а до Венгрии — три сотни верст, не меньше, за Карпатами.
— М-да, задачка!.. — Денис опять почесал макушку. — Придется дознание оставить до приезда в столицу.
— Вы его забираете? — удивился Велембовский.
— Конечно. А что я, по-вашему, еще могу сделать?
— Определить задержанного в изолятор при комендатуре Холма, найти переводчика и снять показания в присутствии двух понятых из числа сотрудников отделения Осведомительного агентства. Таков протокол, пан капитан.