– А ты как же?
– Наши вот-вот вернуться должны.
И правда. Едва Прокопий вышел в переулок, сгибаясь под тяжестью узла, как во двор вбежали ушкуйники.
– Михаил! Как ты?
– Жив. Трофеи на судах?
– Конечно! Надо убираться отсюда. В конце переулка ордынцы собрались – много, бой идет.
Все выбежали на улицу. Не более полусотни аршин от них человек двадцать ордынцев теснили пяток пеших воинов.
– Помогайте!
Ушкуйники бросились к дерущимся. А Мишаня проскользнул вправо по переулку. Надо было найти помощь.
Едва он из переулка выскочил на улицу, как чуть не был сбит конской грудью. По улице от ворот ехали наши всадники.
– Там татары наших бьют! – закричал Михаил. – Срочно помощь нужна.
Конники свернули в переулок, пустили коней в галоп. Михаил бежал за ними. Пешие ратники, завидев подмогу, расступились, и всадники врезались во врага, смяв его конями. Пешие воины и ушкуйники стали добивать ордынцев.
И вот наконец – все кончено! Тяжело дыша, они оглядели друг друга. Все – в пятнах своей и чужой крови, кольчуги на ратниках кое-где рассечены, словом – видок еще тот.
– Идите во двор и умойтесь в бассейне, уж больно вы страшны, – поморщился старший из воинов. Подошел к Мишане.
– Ты помощь привел?
– Я.
– Как звать-то?
– Михаилом. Ушкуйник я хлыновский.
– А меня – Захарием, я десятник из Белой Холуницы. Только вот из десятка моего половина полегла. Хоть войско ханское и ушло в поход, да во дворце охрана сильная осталась. Пешая рать там сейчас с ней дерется, а конники им помогают. И Костя Юрьев там.
– Может – плюнуть на дворец-то? И во дворах трофеев хватает. Не то людей много потеряем.
– У Кости заморочка! Он непременно дворец ханский захватить желает. Ценности главные – там. Их забрать, а дворец сжечь. Это ведь самое гнездо разбойничье. И теперь, когда мы проникли в сердце ордынцев, от задумки сумасшедшей предводитель наш лихой отступится ли?
– Так-то оно так. Только и медлить нельзя. Сам же Костя предупреждал – три дня даю, потом уходим. Неизвестно, есть ли у хана резервы и где они. А если дворец поджечь, дым от пожара внимание привлечет.
– Все правильно говоришь, Михаил, только в набеге воевода – Костя, и потому его слово – закон. Ладно, пошли умоемся.
Они вошли во двор, стали умываться в бассейне. А из дома в это время доносились визги и крики.
– Дорвались мужики, девок сильничают, – бросил Захарий.
– Как не вовремя! Время только переводят на пустые утехи.
А воины уже выводили стыдливо отворачивающихся связанных молодых женщин, отобранных из гарема – самых красивых, и вели их к пристани.
– В полон взяли, – с удовольствием отметил десятник, смачно проглотив слюну.
В Михаиле купец проснулся.
– На кой они нужны? На обратной дороге их поить-кормить надо, охранять, чтобы не убежали. Тут своим людям места в обрез! Суда-то не безразмерные. Невольник по весу куда как больше тянет, чем даже одно блюдо из золота, а стоит много меньше. Где резон?
– А нехай! – отмахнулся десятник, вожделенно ощупывая глазами станы уводимых в полон красавиц.
Не стал настаивать Михаил на своей правоте, такой очевидной для любого сметливого купца. Но только, похоже, не воина! Десятник – воин бывалый, опытный, а таких простых вещей не понимает. Вот и не блюдет выгоды своей.
«Ну, набалуются на обратном пути ратники с бабами, натешатся вволю, а потом что? – досадовал Мишаня. – Потрепанные девки на торгу от силы рубль стоят. А на кожаный мешочек с серебром всю жизнь прожить можно без нужды, тратя с умом».
Тем временем за девками ратники поволокли ковры, рулоны тканей. «Вот бестолковые-то!» – не мог успокоиться недальновидности ратников купец.
До вечера Михаил со своими ушкуйниками успел еще четыре дома обойти. Брали самое ценное, не размениваясь на ковры и меха.
В сумерки уже вернулись на пристань. С облегчением встретили их кормчие, все это время неотлучно находившиеся при суднах. И первый вопрос – к Михаилу и ушкуйникам:
– Все живы?
– Прохор да Поликарп погибли.
– Эдак к третьему дню и грести-то некому будет.
– А у вас тут как?
Павел повел Михаила на суда, показал рукой на осадку.
Да-а! С виду вроде как и груза немного, а ушкуи и лодья просели под тяжестью. Конечно, злато-серебро тяжелые, осадку большую дают, зато весь груз внизу находится, остойчивость хорошая.
На лодье Михаил приметил рулоны с коврами.
– На кой они нам?
– Так это судовые ратники, что Юрий гребцами посадил, натащили.
– Отдайте на другие суда. Впредь брать только самое ценное. Никаких ковров, тканей или невольников. Пусть другие дурака валяют, коли кому охота.
– О, слово мудрого человека слышу! – расплылся в улыбке Павел. – По словам – старик, а посмотришь – вьюнош. Ну, как там в городе? Не томи, сказывай!
– Тяжко добыча дается! Кто ж из богатеев так ценности отдаст? Наши почти за каждый дом дерутся. А основные силы рати нашей у дворца ханского сражаются. Золото на дверях у входа им покоя не дает, – пробурчал досадливо Михаил.
– Костя не только по мошне хана ударить хочет, а и уязвить! – попытался заступиться за Юрьева Павел.
– Павел, есть охота, – отмахнулся Мишаня. – Мы ведь весь день, почитай, не евши.
– Так мы кулеш уже сварили. Как штурм начался, мы костры развели. И лепешки свежие заместо хлеба.
– Годится, угощай.
Ели молча. Все устали и, едва поев, улеглись спать. Завтра снова колготной день ждет.
Михаил тоже улегся. В городе кое-где были видны отсветы пожаров, доносились крики. «То ли судовая и конная рати продолжают штурм дворца, то ли мародеры да освобожденные невольники занимаются грабежами», – терялся в догадках уставший Мишаня, проваливаясь в сон.
Что удивительно, утром, как ни в чем не бывало, снова раздались крики муэдзинов, призывающие правоверных жителей на утреннюю молитву. А объяснялось все просто: как ордынцы не трогали христианские церкви и священников, так и Костя строго-настрого запретил своим ратникам входить в мечети и обижать мулл.
Быстро поднялись, поели и – в город. Михаил шел со своим отрядиком ушкуйников в девять человек. Оружие было у всех: свое – боевые топоры, привычные руке ушкуйника, и трофейные сабли. Еще вчера некоторые корабельщики принесли на суда луки и колчаны со стрелами. Добыча сия считалась весьма выгодной: лук стоил дорого, и продать его можно было с выгодой – да тем же охотникам или ратникам.