— То-то! Зная тебя, представляю, чего только тебе стоят твои извинения! А потому и не держу обиды на тебя, — заверил Степан, преданно глянув на брата и уже действительно позабыв о мимолетной обиде.
— Тоже мне, еще один психолог на мою голову нашелся…
— А ты кого это еще имеешь в виду? — непонимающе спросил Степан, подозрительно глянув на брата.
— Будешь много знать — быстро состаришься. Придет время — узнаешь, что к чему, — с налетом таинственности заметил он и подвел итог: — Ну да ладно, проехали. Ведь главное то, что мы с тобой братья, Степа!
И они крепко обнялись.
* * *
Начальник Владивостокского отряда крейсеров прошел с командиром «Богатыря» не в адмиральскую каюту, как это было бы положено в соответствии с его положением, а в капитанскую.
«К чему бы это?! — озадаченно подумал Андрей Петрович. — Что-то тут, однако, не так. Ладно, разберемся с этим по ходу дела», — решил он.
— Поздравляю вас, Андрей Петрович, с блестящей подготовкой корабля к снятию с каменных рифов!
Адмирал благодарно пожал ему руку.
— Не стоит благодарности, Карл Петрович! Ведь «Богатырь» для меня давно, еще с петербургских времен, стал почти что родным кораблем.
— Отчего же? — заинтересованно спросил тот.
— Дело в том, что сразу же после производства в мичманы мой младший брат Степан был направлен для дальнейшего прохождения службы на только что построенный крейсер «Богатырь». И перед его уходом на Дальний Восток он подарил мне вот эту фотографию крейсера, которая стоит на столе и которая с тех пор неизменно находится при мне.
Адмирал приложил руку к сердцу:
— Покорнейше прошу извинить меня за то, что я упустил из вида присутствие на «Богатыре» и Чуркина-второго.
Он взял фотографию и стал рассматривать ее.
— Что же это вы, Андрей Петрович, не следите за ее сохранностью? — укоризненно сказал адмирал, указав на скол стекла в углу рамки. — И при этом пытаетесь уверить меня в том, что она очень дорога для вас.
— Это, Карл Петрович, память о последнем бое «Новика» с «Цусимой» в заливе Анива, когда шестидюймовый снаряд японского крейсера разорвался под моей каютой, — пояснил тот.
Адмирал, и сам неоднократно участвовавший в боевых столкновениях с японцами, понимающе кивнул головой и аккуратно поставил фотографию на место.
— Сразу виден боевой офицер, — уважительно заметил он.
— Война еще не окончена… И дай Бог мне с командой «Богатыря» успеть еще хотя бы раз схлестнуться с врагом!
И его глаза вспыхнули мстительным огнем.
— Все в руках Божьих, Андрей Петрович. Все в руках Божьих… — заметил адмирал, пораженный переменой его взгляда.
«Видать, у него свои и к тому же немалые счеты с японцами», — понял он и решил сменить тему разговора:
— Кстати, когда вы думаете приступить к снятию крейсера с камней?
— Завтра, сразу же после подъема флага и завтрака.
— Ну что же, с Богом!
— А где вы, Карл Петрович, намерены находиться в это время?
Адмирал удивленно посмотрел на него.
— На «Богатыре», разумеется. А в чем дело, Андрей Петрович?
Командир посмотрел ему прямо в глаза:
— Я моряк, Карл Петрович, а потому и суеверен…
Адмирал изучающе посмотрел на него:
— Не хотите ли вы тем самым сказать, что мое присутствие на нем приносит несчастья? Не так ли, Андрей Петрович?! — уже откровенно, «в лоб», спросил он.
— По-моему, вы уже сами, не замечая того, ответили на свой же вопрос, Карл Петрович.
На скулах адмирала заиграли желваки, но он силой воли все-таки взял себя в руки.
— Я начальник отряда крейсеров, то есть ваш непосредственный начальник, а посему сам определяю место своего нахождения во время любой операции на любом из кораблей отряда. Или вы не согласны с этим, господин капитан второго ранга?!
— Отчего же, ваше превосходительство? У нас с вами разговор происходит, слава богу, тет-а-тет, и только потому я имею возможность обратиться к вам с просьбой.
— Это с какой же, разрешите полюбопытствовать? — задал он уже свой вопрос, отметив обращение командира к нему с титулованием, а не по имени и отчеству, впрочем как ответное на его официальное обращение. «Ершист… Однако свое дело не только знает, но и прекрасно исполняет. Настоящий командир крейсера первого ранга!» — удовлетворенно отметил адмирал и усмехнулся про себя своей неменьшей неуступчивости при решении принципиальных служебных вопросов.
Андрей Петрович собрался с духом:
— Прошу вас, Карл Петрович, во время операции по снятию крейсера с каменных рифов не вмешиваться в мои приказы и распоряжения как командира!
Неожиданно адмирал рассмеялся:
— Соблюдение принципа единоначалия! — воскликнул он. — Об этом, кстати, говорилось и на совещании Главного морского штаба, посвященного разбору причин посадки крейсера «Богатырь» на камни. Вам, кстати, об этом что-либо известно?
— Только от отца.
Иессен что-то прикинул про себя.
— Так что ваша просьба, — продолжил он, — а правильнее сказать, требование вполне законно. Считайте, Андрей Петрович, что я его принял к исполнению. В соответствии с требованием Главного морского штаба, разумеется, — уточнил адмирал.
Андрей Петрович с облегчением откинулся на спинку кресла — столь трудный разговор, начатый им со своим непосредственным начальником, благополучно завершился.
— Но право давать советы я все-таки оставляю за собой, — уточнил Иессен.
— Несомненно, Карл Петрович. Одна голова — хорошо, а две, пожалуй, все-таки лучше.
— Не могу не согласиться с вами, Андрей Петрович.
Деловые отношения между ними были восстановлены.
* * *
За кормой «Богатыря» стояли на якорях крейсер «Россия» и ледокол «Надежный». Недалеко от его левого борта находились спасательное и пожарное суда, а также водолазный бот. А вдалеке, у входа в Амурский залив, маячил силуэт крейсера «Громобой» в окружении миноносцев. Это на случай попытки японцев помешать спасательной операции.
Андрей Петрович еще раз по-хозяйски окинул взглядом верхнюю палубу корабля, команда которого заняла места по авральному расписанию. Лица моряков были обращены в сторону мостика — все напряженно ждали команды командира.
— Ну что, с Богом, Карл Петрович?
— С Богом, Андрей Петрович!
— Передать на «Россию» и «Надежный»: подать буксирные тросы! — приказал командир сигнальщику.
Старший офицер тут же перешел на корму — теперь она была его рабочим местом.