– А с трупаками что делать? – поинтересовался Жека.
– Выносим во двор и грузим на телегу. Да хоть в карету.
– Олего!
Сухов живо обернулся. Зареванная Флора бросилась к нему и снова расплакалась.
– Ну почему, почему они все такие жестокие? Ну что я им сделала?
– Ты перешла дорогу маркизе де Монтеспан. Это самое… Сама подумай, ну на кого король обратит свое благосклонное внимание – на молодую красавицу или на жирную тетку?
Девушка улыбнулась сквозь слезы и шмыгнула покрасневшим носиком.
– Только вы не уходите пока, ладно? Оставайтесь у нас! Да, Роже?
– Конечно, милая!
– Граф, будьте начеку. Маркиза без Азраэля хвост подожмет, но всё равно напакостить может изрядно. Лучше всего не бывать в Версале, дабы не дразнить гусей, и подыскать надежных людей для охраны. И чтобы одна больше не гуляла, поняла?
– Поняла, – улыбнулась Флора. – Господи, как же я перепугалась!
– Ну всё, всё!..
«Груз 200» вывезли, не мешкая, верст за десять от Парижа, да и схоронили в лесном овраге.
До самого вечера слуги мыли, чистили, драили, скоблили покои, словно уничтожая улики.
Когда в камине разожгли огонь и толстая кухарка накрыла стол, уже ничто в доме не указывало на недавно разыгравшуюся кровавую драму.
Следы в воду, концы обрублены, выводы сделаны.
Гостям постелили в мансарде.
На Париж опустилась ночь, было тихо, только собаки брехали по соседству. Сухов прогулялся по двору, посмотрел на звезды.
Его тревога не унималась. Нет, Азраэль с подручными его не тревожили нисколько – «померла так померла», а вот мушкетеры…
Меньше всего он желал враждовать со своими, и именно тут могут быть проблемы.
Сойтись на нейтральной территории и рассудить – это было бы лучше всего, но… Не выйдет.
Тогда остается одно – с утра покинуть Париж. И в Рошфор!
На «Ретвизане» его никто не достанет, а если попробуют, то узнают, сколько весят ядра главного калибра.
Кивнув своим мыслям, Олег поднялся наверх, в гостиную. Там за большим столом сидела Флора и что-то писала.
Огоньки свечей в канделябре пугливо дрожали, клонясь от сквозняков.
Сухов решил на цыпочках подняться в мансарду, но его остановил оклик:
– Олег, подожди!
Порывисто встав, девушка свернула исписанный лист бумаги в трубочку и сунула его в кожаный футлярчик со шнурком.
– Олег, ты помнишь мои письма?
– Еще бы!
– Вот это – последнее мое письмо к тебе. Но только огромная просьба – ни в коем случае не читай его до поры. Это очень важно, иначе ты нанесешь огромный вред, и не только себе. Понимаешь?
– Понимаю, – серьезно сказал Сухов, принимая письмо и вешая себе на шею, как оберег. – А когда можно будет?
– Однажды на закате ты увидишь зеленый луч. Вот тогда можно – и ни днем раньше!
– Спасибо, Флора.
Девушка покачала головой и положила ему руки на грудь. Ее ладони скользнули Олегу на шею, Флора подтянулась и прижалась к его губам жадным ртом.
Неохотно отстранилась, поникла.
– Тебе спасибо. За всё, за всё! И – прощай. Завтра я не буду вас провожать, а то опять расплачусь. А Роже сильно переживает, когда я реву…
Сухов молча поцеловал ей руку и ушел.
…И опять свинцово-серая мгла тяжкого зноя. Отряд из десяти всадников шел по склону плато, заваленного каменной россыпью и изъеденными ветром валунами.
Черными бастионами обрывались вниз откосы, прорезанные глубокими оврагами.
Под обрывом раскатывался гладью серир – малюсенькая равнинка, усыпанная сглаженными ветром глыбами сланца, с отдельно стоявшей высокой дюной – гурдом.
Опасно качаясь в седле, к Мелиссине подъехал Амеллаль.
– Хеллен! – сказал он. – Азуэль дождь обещает!
– Дождь?! – изумилась Сухова. – Здесь?
– И еще какой! – вскричал туарег. – Ливень! Видишь во-он те облака? Низко висят… Видишь? Азуэль предупредил, чтобы в уэдах не задерживались – может сель пройти, в момент тебя закатает в глину!
– Понятно…
Отряд по тинкерту – боковому отвершку уэда – спустился в ущелье. Всадники торопили вьючных и запасных верблюдов, те ревели обиженно, словно уверяя: мы и так спешим!
Вдалеке прогрохотало. Вскоре серые, косо-слоистые стены каньона опали по высоте, расширились, и отряд выбрался в ираззер, главное русло уэда.
Елена подбадривала мехари, тот сердился, вскидывал горделиво выпрямленную голову, складывая губы в гримасу презрения и высокомерия.
Откуда-то донесся гул, туареги заспешили еще пуще, выгоняя верблюдов на террасу.
Сухова поднялась вместе со всеми и разглядела внизу, за поворотом, яркие шатры явно арабского образца.
Рядом с палатками стояли двугорбые верблюды, их спешно навьючивали караванщики. Купцы, надо полагать. – Э-ге-гей! – закричала Елена. – Дурачье!
Пара человек вылезла из палаток, разморенно помахивая руками, и тут же похватала карамультуки, углядев туарегов, известных разбойников.
– Уходите! – надрывался Азуэль.
Амеллаль вторил ему на корявом арабском, неистово махая рукой или тыча ею в исток уэда.
Арабы растерянно топтались, не разумея, чего от них хотят эти дикари. А когда поняли, было уже поздно.
Грохочущий вал из песка, камней, разбухшей глины, превращенных ливнем в жидкое месиво, понесся на караван двумя ревущими языками.
Купцы забегали, пытаясь спасти себя и свой товар, но припоздали – вал накатился и подмял под себя яркие шатры, поглотил верблюдов.
Люди лезли на склоны, отчаянно цепляясь за клочки травы, а грязевой поток живо перетирал палатки, всплескивая и вертя мутные водовороты.
Поток схлынул так же быстро, как и начался. Вода сошла или впиталась в сухую землю, лишь кое-где блестя лужицами. Но недолго им блестеть – солнце выпьет их в минуты.
– Вниз, – спокойно скомандовала Елена.
Лагеря в уэде больше не было.
Имели место кучи мокрого грунта. Грязевой нанос у одинокой скалы. И отовсюду торчавшие трупы, тюки, корзины, кожаные мешки…
Оживленно переговариваясь, туареги спустились на влажный, парящий грунт.
– Надо же! – вскричал Азуэль. – Без единого выстрела – целый караван! Ха-ха-ха!
Воины живо откапывали… нет, не купцов, зачем им эти глупые торгаши?