– И даже лучше! – рассмеялась Мелиссина.
Скачка продолжалась весь недолгий остаток ночи и утро. Всадники не привлекали к себе особого внимания.
Ну скачут себе и скачут.
Стало быть, надобность в том имеется.
К вечеру разбили лагерь в Атласских горах, в укромной долинке, где нашлась и вода, и трава.
Все были взбудоражены: и кони, и люди.
Приближалось то, к чему так стремились четверо всадников и одна всадница, а лошади просто радовались движению после скучного стояния в конюшне.
Комов с Лобовым собирали сучки, ветки и прочий хворост, Быков набрал воды в котелок и уселся, не желая шевелиться более, а Пончик как лег, так и лежал, погружаясь в дрему.
– Скоро уже… – пробормотал он сонно.
– Скорей бы… – вздохнул Ярослав.
– Поедим и отбой, – сказал Олег, обтирая коня пучком травы. – Подниму рано…
Рано – это четыре часа. Не поймешь – то ли утра, то ли ночи.
Погоню Сухов заметил, когда они проехали Константину – облако пыли над дорогой выдавало конный отряд.
Вычислили их или они сами где-то прокололись – думать об этом было некогда.
– Добавим прыти коняшкам, ребята и девчата, – серьезно сказал Олег. – Мы уже рядом!
Тамугади, он же Тамугас, проехали ближе к обеду, вот только трапезничать не получилось – не до того.
И вот она, Крепость ифритов, Нур-и-Дешт, а уж как ее звали в пору Карфагена, история умалчивала.
С ходу заехав в полосатую тень колоннад, Сухов крикнул:
– Коней привязывайте не туго, чтобы потом сами отцепились!
Спешившись, он живо вынул мушкетон из седельного чехла. Оглянулся на ворота Танит – нет, никакого сиреневого сияния.
«Нас тут не ждали!» – усмехнулся он.
– Паха! Жека! Будете держать оборону вот здесь и здесь! – Олег показал на невысокую стенку между колонн, она могла защитить от пуль, если присесть на корточки или встать на колени.
Стенка позволяла держать оборону с севера.
С юга каменная кладка была повыше, туда Сухов определил Пончика.
Западное направление возможного удара прикрывалось целой грудой обтесанных глыб, полузасыпанных песком.
Здесь устроился Быков.
Олег засел в нише, где когда-то стояла статуя.
Отсюда он мог поддержать огнем и Павла с Женькой, и Ярослава.
Елена находилась тут же, за спиной Сухова.
Судя по упрямой складочке между бровей, отсиживаться она не собиралась, да и мушкетон в ее руках присутствовал не ради красоты.
– Бдите!
– Ёш-моё…
– Бдим. Угу…
Преследователи не замедлили явиться – десяток всадников на разгоряченных конях замелькали между колонн.
Дважды бабахнули здоровенные карамультуки.
Осажденные открыли ответный огонь, Пончик и Олег сняли двух конников, остальные поспешно покинули седла и рассеялись – их черные накидки замелькали в прогалах между руин.
– Не дайте им подобраться близко!
– Да щас мы… Перезарядим только!
Сухов, передав жене свой дымящийся мушкетон, взял «ейный», заряженный.
Очень скоро он пригодился – некто, замотанный в черное, прошмыгнул между колонн.
Увесистая пулька высекла из камня снопик осколков, ранив «штурмовика».
Тот дернулся, показываясь наполовину, и Быков поставил жирную точку в его биографии.
– Готов!
– Не стреляйте! – крикнул кто-то на французском.
Олег сделал знак своим и ответил:
– Выходи, только без глупостей!
Помедлив пару секунд, из-за колонны показался человек в черной мантии.
Лицо его было бледно, и шрам на щеке в форме буквы «Х» выделялся розовым.
– Приветствую, Корнелий, – спокойно сказал Сухов.
Корнелий не ответил. Как завороженный, он смотрел за ворота Танит.
– Началось! – завопил Пончик. – Началось!
Даже при ярком свете солнца были приметны знакомые сиреневые сполохи.
– Кто ты, Корнелий? И что тебе от нас надо? – сухо поинтересовался Олег, одновременно испытывая громадное облегчение – «дверь до дому» отворяется!
– Ты и твои товарищи, – глухо проговорил Корнелий, – вы должны исполнить свое предназначение… В следующее мгновение что-то пошло не так.
То ли нападавшие испугались «спецэффектов», то ли еще что случилось, а только грянул выстрел.
Пуля поразила Корнелия в грудь.
Человек со шрамом упал как подкошенный.
Раскрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег, он глядел за ворота Танит, где переливалась радужная пленка портала, мигали огоньками приборы, окаймлявшие арку ворот.
Поплыл голубой туман, и два века соединились.
За вратами кричали и прыгали хронофизики – Антоха, Вован, Витька Акимов.
Акимов не выдержал и сам перешел в семнадцатое столетие.
– Быстрее, быстрее! – вопил он.
– Пригнись! – скомандовал Сухов. – Алёна!
Мелиссина сорвалась с места, одолевая грань времен.
– Паха!
– Жека!
Звук выстрела долетел до Олега.
Он похолодел, но нет, Алёнка уже была там, и ей навстречу неслась Наташка, радостно визжавшая, – дитя видела и мамочку, и папулечку.
Чего же боле для счастья?
Пуля угодила в один из приборов, прикрепленных с внутренней стороны ворот Танит.
Сухов очень четко и ясно видел, или ему это показалось, как свинцовый шарик пропорол решетчатую панель, как выбил рикошетом мелкие детальки.
Полыхнуло так, что Олег зажмурился.
Бесшумная сиреневая вспышка заполонила всё вокруг, пригашая солнце, а потом мир скрылся в голубом тумане.
– Свершилось… – прохрипел Корнелий.
И умер.
Сухов же не мог шевельнуться, даже моргнуть не получалось. Люди застыли, словно в игре «Фигура, замри!».
За проемом ворот всё окрасилось в тона топаза и сапфира, будто на дне бассейна.
Олег видел Наташу, остановившуюся в беге-полете, и Елену, развернувшуюся к нему, – прекрасное лицо выражало растерянность и подступающий страх.
Павел несся, пригнувшись, за ним поспевал Жека – оба смотрелись как на старой фотографии с футбольного матча.
Еще одна долгая-предолгая секунда – и пала милосердная тьма.
Очнувшись, Сухов ощутил себя лежщим не на песке, а на травке.