А самого младшего сына, Всеволода, мать привезла в Византию восьмилетним ребенком. Его будущее выглядело вполне обеспеченным. Он приходился племянником императору! Почет, уважение, придворные чины, а там кто знает, как повернется судьба? Но мальчик, едва подрос, тоже сбежал! Странствовал по Европе. Гостил в Чехии при дворе германского императора Фридриха Барбароссы. Потом вернулся на Русь. Вместе с Михаилом стал защищать страну от степняков. Мать настраивала детей против Боголюбского, а Всеволод, наоборот, стал его сторонником. В 1169 г., когда Владимирский государь направил свои полки на разложившийся Киев, Всеволод со своей дружиной поучаствовал во взятии и разорении города.
Напомним, что, разгромив старую столицу, Боголюбский отдал ее Глебу Переяславскому. Но даже столь мощная взбучка и сосредоточение власти в руках братьев и союзников не принесли стране мира и успокоения. Киевские бояре привычно отравили Глеба, и усобицы полыхнули с новой силой. А Боголюбский в Поднепровье теперь пытался опираться на младших братьев – Михаила и Всеволода. Хотя они были еще слишком молоды, не имели должного веса: одному 20 лет, другому 18.
Северная Русь оставалась куда более благополучной. А князь Андрей постоянно ощущал покровительство самой Божьей Матери. Как ни удивительно, ему удавались все задумки! Росли города, быстро увеличивалось население. Его воеводы могли действовать отвратительно, терпеть поражения. Но войны все равно завершались в его пользу! Государь не мог сделать только одного: изменить окружающих его людей, научить их мыслить, как он сам. Он строил великую державу, нужную всем русским. А каждый в отдельности рвался только к собственным выгодам.
Ростовские и суздальские бояре затаились до времени, но князь, твердо поддерживающий закон и порядок, страшно им мешал. Современник писал о Боголюбском: «Всякий, держащийся добродетели, не может не иметь многих врагов». Андрей выдвигал незнатных людей, принимал на службу крещеных инородцев: болгар, евреев, кавказцев. Полагал, что они, обязанные своим положением государю, станут надежной опорой. Но они думали только о наживе. А крестились нередко ради карьеры, истинное Православие государя было им ненавистно: приходилось отстаивать с ним долгие службы, поститься, ограничивать житейские радости.
Боголюбский не желал лишних конфликтов ни с кем: ни со знатью, ни даже с греческой церковью. Киевскую митрополию он наказал, однако навязанного ему епископа Леона все-таки принял обратно. Другого-то не было. Только не хотел видеть этого проходимца, велел ему жить в Ростове, а во Владимире служило русское духовенство. Но Боголюбский сам пустил козла в огород, бояре снова начали группироваться вокруг епископа. А вдохновителем оппозиции стал сосед, князь Глеб Рязанский. Его княжество было совсем не маленьким, не бедным – земли были куда более плодородными, чем в Залесье. Но Глеб не обладал ни талантами, ни трудолюбием Андрея, не умел созидать и хозяйствовать. Зато он жгуче завидовал Боголюбскому, косился на красоту и богатство его городов.
А между тем родственников и единомышленников рядом с Андреем становилось все меньше. В походе на камских болгар заболел и умер ближайший помощник, сын Мстислав. В 1174 г. скончался верный брат Святослав Юрьевский. У Боголюбского оставалось еще двое сыновей. Георгий правил в Новгороде, ничем себя не проявил, серьезного авторитета не заслужил. При отце находился 20-летний Глеб. Он славился чистым и убежденным благочестием, горел возвышенной Верой и жил только ею. Отец начал готовить его в преемники, но и он в 1174 г. отошел в мир иной (впоследствии был признан святым).
Возле государя не осталось никого, кто мог бы подхватить и удержать власть! Глеб Рязанский пересылался с ростовской знатью, обещал военную помощь. Начали готовить «убивство Андреево… по научению Глебову». Круг заговорщиков составили бояре, придворные, главный воевода Борис Жидиславич, примкнула и вторая жена государя, при заключении мира он женился на болгарской царевне. Хотя ее-то увлекали не политические соблазны. Боголюбский был уже в летах, она нашла себе кавалера погорячее…
Государю поступали тревожные сигналы, но он «ни во что вменил слухи». Лишь к лету 1174 г. перед Андреем раскрылась страшная правда: вокруг него раскинулась сеть заговора, причем замешаны были самые высокопоставленные лица. Но одни слуги, искренние и добросовестные, начали расследование и докладывали великому князю об опасности. Другие в это же время предупредили крамольников. Борис Жидиславич и еще ряд разоблаченных сообщников благополучно упорхнули в Рязань.
Боголюбский стал остерегаться, запирать дверь в спальню, рядом с постелью клал меч, реликвию св. Бориса. Между тем следствие вскрыло новые имена, и в их числе оказался один из Кучковичей, ближайших бояр, братьев первой жены государя. Наконец-то Андрей решился на крайние меры, велел казнить предателя. Однако такое решение запоздало. Мало того, Боголюбский даже теперь повел себя слишком мягко. Доказательства касались только одного из Кучковичей, а его родных государь не стал трогать. Но в результате приговор даже не успели привести в исполнение. О нем пронюхал Яким Кучкович и «поспешил к братье своей, к злым советникам, как Иуда к евреям, стараясь угодить отцу своему сатане». Яким внушал: «Сегодня князь казнит одного, а завтра нас». Сколотили отряд из 20 человек – Яким и Петр Кучковичи, «жидовин Ефрем Моизич», ключник осетин Анбал, жена-болгарка…
Злодеи трусили. Чтобы побороть страх, отправились в погреб, напились крепкого меда. Стража знала убийц как высоких начальников, подпустила к себе, и ее без шума перерезали. Но зажигать свет боялись, как бы не перебудить весь дворец. Подкрались к спальне государя, постучались, кто-то назвался Прокопием, любимым слугой Андрея. Князь распознал обман, стал искать меч. Но Анбал заблаговременно вынес оружие, а заговорщики вышибли дверь. 63-летний князь дрался, как лев, сбил с ног первых нападающих, одного из них приняли за Боголюбского и проткнули мечами.
Но князь выдал себя голосом, кричал: «Бог отмстит вам мою кровь и мой хлеб». Его рубили, кололи. Потом кинулись наутек. А Боголюбский был еще жив. Полз по полу, даже спустился по винтовой лестнице. Убийцы услышали стоны, вернулись. Не нашли его в спальне и пришли в ужас: что с ними будет, если князь призовет людей? Запалили свечу и пошли по кровавому следу. Андрей укрылся в нише за колонной. Пересиливая чудовищную боль, он читал молитвы. Петр Кучкович отсек руку, поднятую для крестного знамения, и Боголюбский успел прошептать: «Господи! В руце Твои предаю дух мой!»…
Вот сейчас злодеи почувствовали себя уверенно. Ринулись грабить дворец. Нагой труп князя валялся в огороде, убийцы хотели кинуть его псам. Позаботился о нем лишь один человек, пришедший из Киева печерский монах Кузьма. Ему угрожали, запрещали брать тело, но Кузьма не дрогнул. Обличил и пристыдил Анбала, напомнил, сколько добра сделал ему государь. Ключник все-таки бросил монаху ковер и плащ. А вокруг царило полное безумие. Кто-то тащил украденные вещи, кто-то допивался до невменяемого состояния. Кузьма укрыл мертвого, сам понес в церковь. Но в ней заперлись перепуганные пьяные слуги, не открыли дверей, пришлось положить князя в притворе.
Когда весть о случившемся разнеслась по Владимирской земле, люди вскипели от возмущения – бояре и придворные убили их любимого князя! Принялись громить дома и усадьбы знати. Убийцы благоразумно не стали ждать, когда очередь дойдет до них. Нагрузили длинный обоз драгоценной добычей и удалились в Ростов. Знали, что там не осудят. Как можно осуждать, если даже епископ Леон был причастен к заговору! Свое отношение к убийству он продемонстрировал очень красноречиво: тело великого князя девять дней лежало без погребения.