Наверху ничего подобного не происходило — такого рода публике вход туда был заказан. Здесь хозяин таверны проворачивал темные делишки, угощал выпивкой и болтал со своими многочисленными приятелями и собутыльниками. Никого из них, однако, сейчас здесь не было, кроме самого хозяина и юной проститутки — гречанки, одиноко сидевшей у входа в свои апартаменты, где она обычно принимала посетителей и где не было ничего, кроме кровати и умывальника. Третьим обитателем верхнего этажа был тот самый человек, сидевший возле окна. Он назвал себя Джанни Лазаридис.
Толстый бородатый хозяин, которого звали Никое Дакарис, принес гостю бутылку хорошего красного вина и остался наверху, чтобы обслуживать его и дальше. Девушка же не могла выйти на промысел на берег, потому что у нее был подбит глаз и лицо украшал огромный синяк. Да она и не хотела никуда идти.
Таким образом она хотела отомстить Дакарису, который жестоко избивал ее каждый раз, когда ему приходилось платить дань местным блюстителям порядка за право предоставления комнаты проститутке. Возможно, он никогда бы не позволил ей жить в своем доме, если бы сам время от времени не нуждался в ее услугах. Она платила ему натурой — раз или два в неделю, в зависимости от настроения и желаний Дакариса, а сверх того отдавала ему сорок процентов своего заработка. Точнее, он получал бы эти деньги, если бы она принимала клиентов только здесь, в этой комнате. Но она работала еще и на улочках Старого города, и это служило еще одной причиной побоев.
Что касается Джанни Лазаридиса, то у него были свои причины находиться в подобном месте. Здесь у него была назначена встреча с греческим капитаном “Самотраки” и людьми из его команды, во время которой он хотел услышать объяснения по поводу того факта, что кому-то стало известно о их тайной операции по перевозке наркотиков и что за ними следят. Кое-что он уже успел узнать, проникнув в мысли Тревора Джордана, однако теперь он хотел выслушать хозяина “Самотраки” Павлоса Темелиса. И тогда он примет решение и придумает, каким образом выйти из этого дела без потерь.
Лазаридис вложил немалые деньги в это, казалось бы, верное и совершенно безопасное дело (которое, однако, на поверку оказалось весьма и весьма опасным) и теперь хотел получить обратно свои деньги или... плату “натурой”. Ибо в современном мире деньги и власть имели не меньшее значение, чем во все прошедшие века существования человечества, быт и нравы которых были как никому прекрасно известны Лазаридису. И, надо сказать, в этом чрезвычайно сложно устроенном мире были гораздо более безопасные и легкие пути добывания и вложения денег, которые не привлекут внимания блюстителей закона — или, во всяком случае, внимание это не будет столь пристальным.
Деньги очень много значили для Лазаридиса, но отнюдь не по причине его жадности. Тот мир, в котором он вынужден был теперь жить, был перенаселен и таил в себе с каждым днем все увеличивавшуюся угрозу. А у вампира, как известно, имелись свои потребности и нужды. В прежние времена боярин мог получить от того или иного правителя в подарок землю, на которой имел возможность построить замок, где жил в полном уединении и к тому же совершенно анонимно. Уединение, анонимность и долгожительство в старые времена существовали рука об руку и были неотделимы друг от друга. Известный, знаменитый человек не мог позволить себе жить дольше, чем положено, не мог жить бесконечно. Но в те времена новости передавались медленно... у человека могли быть сыновья... и когда он “умирал”, кто-нибудь из них занимал “отцовское” место.
То же вполне может происходить и теперь, однако в этом мире новости, как, впрочем, и люди, переносятся с места на место значительно быстрее, отчего весь мир в целом кажется меньше. А потому... каким образом в это последнее двадцатилетие двадцатого века можно окружить себя неприступными стенами крепости и при этом остаться незамеченным? Невозможно! И все же богатый человек получает возможность купить себе уединение, а с ним и анонимность. Он может отгородиться от других и, как встарь, делать то, что хочет. Вот тут-то и возникает другой вопрос: каким образом достичь богатства?
Янош Ференци был уверен в том, что ответ на этот вопрос был найден им еще четыреста лет назад, но теперь, приняв облик Лазаридиса, он вдруг засомневался. В прежние времена инкрустированное драгоценными камнями оружие или большой слиток золота уже сами по себе считались бесценным богатством. Да и сейчас тоже, но только все почему-то непременно интересуются происхождением подобных бесценных вещей. Тогда земли и собственность, равно как и награбленная в походах добыча, безраздельно принадлежали боярину, и только ему, и никто не задавал никаких вопросов И посмел бы только кто-нибудь попытаться их отнять А сейчас всякая безделица, вроде украшенного драгоценными камнями эфеса или золотой короны скифов, называется “исторической ценностью”, и человек не может продать ее, предварительно не объяснив куче всяких инстанций, — а их и вправду чересчур много, — откуда она у него взялась.
О, Яношу великолепно было известно происхождение всех этих сокровищ — да, именно ему, сидящему сейчас на этом диване у окна и смотрящему на бухту некогда богатого и могущественного острова Родос! Ибо человек, “обнаруживший” и выкопавший их из-под земли более четырехсот лет назад, сам же и закопал их в том месте. Как еще лучше мог подготовиться ко второму пришествию в этот мир тот, кто предвидел, что ему предстоят долгие годы пребывания во тьме?
И теперь, когда он вновь обрел эти несколько тайных кладов, малую толику былого богатства, самое простое и естественное, казалось бы, — перевезти все это туда, где лежали его земли, где была вотчина лорда Вамфири. Да, о крепости не приходилось и мечтать, равно как и о замке, но... что если это будет остров? Остров... например здесь, в омывающих Грецию морях, где островов так много?..
Ах, если бы все было так просто!..
Но всякая местность меняет облик... Природа берет Свою дань, землетрясения заставляют землю раскалываться, зарытые сокровища уходят еще глубже, а оставленные когда-то метки исчезают... Древние составители карт не отмечались особой точностью, и даже острый ум — такой острый, каким обладали только вампиры, — с течением веков тускнеет и притупляется...
Янош вздохнул и вновь обратил взор за окно — туда, где сверкали огни бухты, а дальше, в открытом море, словно светлячки, двигались ярко освещенные суда. Хозяин таверны снова спустился вниз, чтобы подавать посетителям наливку и разбавленный водой бренди и подсчитывать выручку. Оттуда по-прежнему доносились пронзительные звуки музыки и взрывы хриплого, грубого хохота; в предвкушении ночных удовольствий девушки все продолжали танцевать и обниматься с будущими партнерами, а юная проститутка не покидала своего места у дверей комнаты.
Было около десяти часов — в это время Янош обещал себе войти в контакт с попавшим под его власть американцем. Что ж, он это сделает... вскоре... чуть погодя...
Он налил немного хорошего красного вина и стал наблюдать, как бокал окрашивается в кровавый цвет... Да-а-а... кровь — это жизнь, но только не в таком месте, как это. Он насытится, когда придет время, а пока вино несколько утолит его жажду. Великую и вечную жажду вампира следует либо утолить, либо умереть от нее, утолить хотя бы частично...