При этих словах Гарри-младший с тяжелым вздохом снял золотую маску. Шрамы, оставшиеся у него после битвы в Саду, зажили и были едва заметны. Вампир, живший в нем, усердно лечил их, заново формируя и восстанавливая его плоть. Гарри боялся, что однажды ему удастся сформировать по-своему и волю, и разум Гарри-младшего.
— Как видишь, мы оказались в безвыходном положении, — сказал Гарри-младший, и глаза его при этом широко раскрылись и сверкнули красным светом.
— Нет, — как и тогда, громко крикнул Гарри. В тот раз это были его последние слова, ибо вскоре он проснулся и увидел, что находится в штаб-квартире отдела экстрасенсорики. А сейчас...
— В чем дело? — сурово нахмурясь, повернулся к нему озадаченный шофер. — Вы же велели ехать в Боннириг, или я ошибаюсь? Надеюсь, что нет, потому что мы уже почти приехали.
Реальный мир обрушился на Гарри. Он обнаружил, что сидит, напряженно выпрямившись на заднем сиденье автомобиля, лицо его при этом было чрезвычайно бледным, а рот полуоткрыт. Облизав пересохшие губы, он посмотрел в окно. Да, действительно, они были почти на месте.
— Боннириг... да, конечно... — пробормотал он. — Я... я просто задремал... вот и все... — И он указал шоферу дорогу к своему дому.
* * *
Конец апреля 1989 года, северный район Лондона, немного обшарпанная квартира на первом этаже дома, расположенного в районе Хайгейт, недалеко от Хорнси-Лейн. Двое мужчин тихо беседуют, удобно устроившись с бокалами в руках в просторной гостиной, уставленной вдоль стен забитыми книгами стеллажами и заполненной множеством антикварных безделушек, главным образом европейского происхождения.
Николай Жаров обладал очень тонкой фигурой, белой кожей и жеманными, как у женщины, манерами, — словом, качествами, обычно совершенно не свойственными людям его национальности. Он курил “Мальборо”, пользуясь мундштуком и предварительно оторвав фильтр, говорил на чистейшем английском, хотя и слегка шепелявил, и в целом выглядел весьма вялым, апатичным и слабым. Темные, глубоко посаженные глаза под набрякшими тяжелыми веками придавали ему вид пьяного человека, хорошо маскируя острый и расчетливый ум.
Зачесанные назад редкие темные волосы были смазаны каким-то русским препаратом с запахом антисептика. Чересчур широкий рот с тонкими губами, изящной формы прямой нос, острый подбородок также свидетельствовали о слабости телосложения и о том, что их обладатель способен согнуться, но никогда не сломается. Настоящие мужчины могли смотреть на него косо, но едва ли кому-то из них пришло бы в голову вступать с ним в борьбу. На улице он, несомненно, мог привлечь к себе внимание, но всякий, едва взглянув на него, тут же отвел бы глаза. Этот русский заставлял окружающих чувствовать себя неуютно.
Уэллесли тоже чувствовал себя не в своей тарелке, хотя изо всех сил старался это скрыть. Будучи хозяином этой квартиры, Уэллесли опасался, что кто-либо мог увидеть, как к нему пришел этот посетитель, или даже выследить его. В этом случае ему придется весьма туго, ибо трудно будет объяснить причину визита. Уэллесли был сотрудником разведслужбы, как, впрочем, и Жаров, хотя "работали они на разных хозяев.
Обладая ростом пять футов восемь дюймов, Норман Гарольд Уэллесли был на пять-шесть дюймов ниже русского, более плотного телосложения и со здоровым цветом кожи. Лицо его можно было бы назвать чересчур румяным. Но дело было вовсе не в комплекции или холерическом характере. Его чрезмерное возбуждение было вызвано не физическими особенностями или национальными чертами характера, а всего лишь самым обыкновенным страхом. Страхом перед тем, о чем просил его сейчас Жаров. Именно в ответ на эту просьбу он и произнес следующее.
— Но вы же сами должны понимать, что об этом не может быть и речи, это невыполнимо, практически невозможно, — резкие по смыслу слова сказаны были тихим, спокойным голосом, производящим впечатление обдуманности и холодного расчета. Это делалось преднамеренно, чтобы убедить Жарова изменить свое мнение или хотя бы уступить, хотя Уэллесли прекрасно понимал, что не Жаров является автором сделанного ему предложения, что он всего лишь исполняет роль посланника.
Русский агент, судя по всему, иной реакции и не ожидал.
— Не правда, — так же тихо ответил он, холодно улыбнувшись при виде вспыхнувшего было собеседника. — Это не только вполне возможно, но и крайне необходимо. Это — приказ! Если, как вы говорите, Гарри Киф вот-вот обнаружит в себе новые, а следовательно, неизвестные нам пока таланты, его следует остановить, помешать ему пока не поздно. Все очень просто. Он всегда был словно бельмо в глазу для русского отдела экстрасенсорной разведки, Норман. Нашим вечным несчастьем, стихийным бедствием... психологическим циклоном. Конечно же, несмотря на все его усилия, наш отдел живет и работает, но это стоило нам большого труда. — Жаров пожал плечами. — С другой стороны, мы, наверное, должны быть даже благодарны ему. Его... если можно так выразиться... успехи еще больше укрепили нашу веру в исключительные возможности парапсихологии, в ее важную роль на поприще разведки. Дело, однако, в том, что он дает вам в руки слишком сильное оружие. Вот почему от него следует избавиться.
Если даже Уэллесли и принял во внимание аргументы Жарова, он не подал вида.
— Я только хотел сказать... — начал он, — вы, наверно, знаете, что ничем особенным я вам не обязан. Согласен, кое в чем ваши хозяева мне помогли, можно даже считать, что я у них в долгу, но это сущие пустяки, долг мой невелик. Они же хотят от меня слишком многого, дружище. Их интересы выходят за рамки моих возможностей. Боюсь, это все, что я могу вам ответить, Николай. Так и передайте в Москве.
Жаров со вздохом поставил стакан и откинулся на спинку стула, вытянув вперед длинные ноги, скрестив на груди руки, сжав губы и прикрыв тяжелыми веками глаза. Зрачки его темных глаз поблескивали из-под ресниц, в то время как он внимательно изучал Уэллесли, сидевшего напротив него по другую сторону столика.
Рыжеватые волосы Уэллесли сильно поредели. Он был лет на шесть-семь старше русского агента и выглядел на все свои сорок пять лет. При его в целом не внушающей особой симпатии внешности единственной привлекательной чертой был его рот — твердо и красиво очерченный, в котором сверкали два ряда великолепных зубов. Он никак не гармонировал с толстым, мясистым носом, круглыми, водянисто-голубыми, лишенными выражения глазами, красным лицом и огромным количеством крупных веснушек, окрашивающих в желтый цвет лоб. Прежде чем снова выпрямиться и заговорить, Жаров на какое-то время задержал взгляд именно на веснушках.
— Вот же наказание! — с досадой воскликнул он. — Ох уж эта Гласность! Куда она нас завела, когда дело касается должников! Действительно, в старые добрые времена мы бы просто обратились к специалистам по взиманию долгов или просто прислали бы парочку громил. А теперь... джентльменское обращение: банкротство, судебные исполнители... Боюсь, Норман, вам грозит банкротство. Ваш камуфляж вот-вот... — он сделал затяжку, вытянул губы трубочкой и выпустил сразу несколько безупречной формы колец дыма, — вот-вот слетит!