В марте 1999-го был похищен (и позже убит) российский посланник в Чечне генерал МВД Геннадий Шипулин. В августе 1999-го, практически сразу после назначения Владимира Путина премьер-министром, насилие выплеснулось за границы Чечни в Россию. Группа чеченских боевиков под руководством печально известного полевого командира Шамиля Басаева, проведшая серию громких нападений с захватом заложников во время первой войны в Чечне, теперь вторглась в соседний Дагестан, с тем чтобы, предположительно, оказать помощь местным исламистам [211] . Боевики вступили в жестокую схватку с местными властями. Немедленно вслед за вторжением Басаева в Дагестан в разных городах России, в том числе и в Москве, последовала серия взрывов жилых домов, в которых обвинили чеченцев [212] . Несколько сот человек было убито и ранено. В конце августа – начале сентября 1999 года президент Борис Ельцин приказал начать воздушное наступление на Чечню [213] , вслед за которым началась наземная операция. К моменту вступления Путина в должность исполняющего обязанности президента в декабре 1999 года российские войска заблокировали Грозный и были в процессе превращения его в руины во второй раз. В гористой местности на юге Чечни шла открытая война [214] .
Путин лично ассоциируется у многих с возобновлением жестокой и разрушительной войны в Чечне. Для многих аналитиков и обозревателей она долгое время была «путинской войной» – «…единственная военная кампания, связанная с именем Путина и развязанная по его инициативе» [215] .
Правда, некоторые обозреватели также утверждают, что инициаторами этого конфликта были люди из ближнего окружения Владимира Путина и Бориса Ельцина. В соответствии с этим аргументом кремлевская верхушка хотела использовать войну для продвижения Путина, бывшего главы одного из ключевых силовых ведомств, на пост президента [216] . Так или не так было на самом деле, став президентом России, Путин дал ясно понять, что (говоря словами из его интервью Блоцкому) он собирается довести этот раунд «до победного конца». Не будет никаких отступлений, подобных случившемуся в 1996–1997 годах, когда Москва запросила Чечню о мире. Путин хотел быть уверен, что все пройдет по-другому, неважно, какой ценой, и не обращая внимания на то, сколько это займет времени.
Известно заявление Путина, которое он сделал во время одного из своих ранних выступлений в сентябре 1999 года, о своей готовности преследовать чеченских повстанцев и террористов в их дворовых туалетах (он использовал гораздо более грубую формулировку), если будет необходимость «дать сдачи» (и снова он использует выражение из своего биографического интервью) на нападение чеченцев [217] .
В других интервью, которые можно найти в его изданной массовым тиражом биографии «От первого лица», Путин заявил, что тогда он решил, что «моя миссия, историческая миссия – звучит высокопарно, но это правда – будет заключаться в том, чтобы разрешить эту ситуацию на Северном Кавказе. Тогда совсем непонятно было, чем все закончится, но мне, и не только мне, наверное, было ясно, что на Северном Кавказе «башку себе этот паренек сломает». Я к этому так относился. Сказал себе: Бог с ним, у меня есть какое-то время – два, три, четыре месяца, – чтобы разбабахать этих бандитов. А там уж пусть снимают» [218] .
В соответствии со своим подходом «специалиста по выживанию», Путин обратился к государственным стратегическим запасам. Он использовал их для снабжения армии – чтобы быть уверенным, что лишения, которые русские войска испытывали в первую войну, включая недостаток теплой одежды зимой, не повлияли на их боевые возможности. Путин также использовал эти запасы, чтобы гарантировать, что у правительства будут необходимые запасы для борьбы с последствиями террористических атак [219] . Количество жертв было велико, и не только среди русских военных или чеченских боевиков. Так же как и во время Ленинградской блокады, гражданские лица гибли в массовом порядке – в самой Чечне и, в рамках расширения конфликта, в других регионах Северного Кавказа, и по всей России, включая Москву. До того как президент Путин смог завершить обозначенную им самим миссию, произошло множество разрушительных хорошо подготовленных террористических атак в столице и в других уязвимых местах. Многие из них были спланированы Шамилем Басаевым (которого убили в 2006 году): взятие около 850 заложников в московском театре в 2002 году; несколько взрывов в пассажирских поездах и московском метро; взрывы русских гражданских самолетов в 2002–2004 годах и захват более тысячи школьников в североосетинском городе Беслане в 2004 году. Российский аналитик Лилия Шевцова в своей книге «Россия Путина» отмечает, что Чечня стала «круглосуточной бойней» [220] .
Учитывая тот факт, что интервью с Блоцким состоялось на фоне идущей войны, проведение параллелей между Чечней и путинской детской дракой, описанной в «Улицах «песчаных карьеров», было неизбежным для русского, читавшего книгу в тот момент. В книге «От первого лица», когда Путин называет себя «пареньком», который может «башку себе сломать» на Северном Кавказе, это очень перекликается с основной темой интервью Блоцкому. Этими острыми, личными ссылками Путин ясно дает понять чеченцам, так же как и всей России, что его не следует недооценивать. Он не отступит. У него есть личные запасы и ресурсы, чтобы сражаться в этом бою. Он был жестким человеком, выжившим самостоятельно. Специалистом по выживанию, который знал, как правильно подготовиться к затяжному конфликту. Он должен победить. На протяжении 2000-х Путин упорно вел войну к ее нелегкому и неполному завершению. В апреле 2002 года Путин и русское правительство приняли спорное решение объявить о военной победе в Чечне. Они трансформировали войну в миротворческую и антиповстанческую операцию, которой суждено было официально закончиться спустя семь лет, в апреле 2009 года [221] .