Славянская мечта | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Каждая сказанная фраза, каждое слово, произнесенное шефом автодорожников в собственном офисе, обречены на гениальность и признание в коллективе. Цитировать босса все чаще становилось признаком принадлежности к когорте особо приближенных, а поэтому и разделяющих мнение Ивана Ивановича. В разговорах слово «задумчивый» с того дня превратилось в оскорбительное для всех работающих в «Облавтодоре» и синонимом для таких понятий, как «медленно соображающий, неадекватно воспринимающий действительность», одним словом – просто дурак. При этом произносившие закатывали к потолку глаза и сильно кривили рот, по-своему трактуя состояние крайней задумчивости.

Рабочие будни для постоянных заседателей утренних совещаний превратились в каторгу, но настоящим адом стал досуг, который Сельский, как современный руководитель, шагающий в ногу со временем, проводил с коллективом, устраивая незамысловатые корпоративные вечеринки по сценариям советского времени.

– Есть одна радостная новость! – торжественно заявил Сельский. – Ремонт нашей сауны закончен, и сегодня все присутствующие вечером после рабочего дня приглашаются попариться.

Он обвел взглядом всех присутствующих, даже маленькие признаки воодушевления на лицах не проскочили. Коллектив безмолвствовал. Возможно, у кого-то были совершенно другие планы на вечер, кто-то не любил париться, а кому-то и вовсе доктор запретил – это не имело никакого значения для Сельского, отрицательный ответ он мог расценить как личное оскорбление, что, в свою очередь, могло привести к вечной опале. Для самого Иван Ивановича посещение бани носило культовый характер, а сама парная, будь то русская баня, финская сауна или восточный хамам, служила храмом, в котором, по его мнению, очищаются и душа и тело, любое другое мнение расценивалось как еретическое инакомыслие. Отремонтированная старая баня, естественно под личным патронатом Иван Иваныча, заметно расширилась и приобрела роскошный вид. Внутреннее убранство поражало дорогой отделкой и современным дизайном, каждое помещение имело свое предназначение и сильно отличалось по стилю от других. Сельский предусмотрел все: шестиметровый бассейн, комната отдыха, бильярдная, сигарная комната и, наконец, сама парная, отстроенная с размахом, способная разместить в себе взвод солдат.

Вечером вся компания в том же порядке расположилась за столом в банной комнате отдыха. Выражение своих лиц присутствующие унаследовали от утреннего совещания, изменилась только форма одежды, которая превратилась в неприлично демократическую. Иван Иванович связал два смежных угла простыни и в образовавшееся отверстие просунул голову и правую руку, так чтобы узел оказался на левом плече, он усмотрел в этом фасоне сходство между собой и самим Юлием Цезарем. Остальные, как по команде, проделали то же самое, резонно рассудив, что безопаснее копировать шефа, чем провокационно выделяться. Сборище больше напоминало заседание Римского сената, нежели отдых раскрепощенных мужчин в сауне. Тишину нарушил Сельский:

– Вова, Гурман, пока мы тут посидим, ты за температурой следи, дровишки подбрасывай, как только поднимется до комфортной, сразу зови. Да, кстати, а шо это у тебя за прическа? Идиотская какая-то. Кто у тебя парикмахер? Какие-то вихри враждебные. Называется: «Я упала с самосвала, тормозила головой». Вот какая должна быть прическа.

Иван Иванович погладил себя по голове. Сам он предпочитал выстригать остатки былых кудрей под сантиметровый «ёжик», правда, делал это раз в полгода и считал данное решение оптимальным. Мужская часть коллектива «Облавтодора» волей неволей следовала этому примеру, дабы не стать предметом пристального внимания шефа, и втайне молилась, чтобы последний вдруг вовсе не облысел.

Начальник гранитного карьера покорно удалился в топочную под легкие смешки оценивших юмор шефа.

– А мы давайте по пивку, – скомандовал босс.

На столе стояли бутылки с желтыми и синими этикетками. Иван Иванович взял с желтой и, сильно щуря глаза, принялся вчитываться в текст:

– Так. Шо это тут у нас такое?

То же самое, только молча, проделали и остальные. Очень быстро закончив с изучением этикетки, Сельский откупорил бутылку и отпил пару небольших глотков.

– Шо это за помои? Кто закупал пиво? Вы шо, уже и пиво без меня купить не можете?

Безмолвные участники посиделок замерли в ожидании жестокой расправы над оступившимся, коим оказался главный инженер Бронислав Орестович, отправивший за пивом своего водителя со словами: «Купи хорошего». Спас несчастного Гурман:

– Иван Иваныч, в парной комфортная температура, можно идти париться…

– Сколько?

– Восемьдесят

– Та ты шо? Нам туда в шубах идти или как? Мы там замерзнем! Нагрей нормально!

Гурман исчез, и Сельский взял в руку бутылочку с синей этикеткой. Залив в себя половину, он одобрительно улыбнулся:

– Это другое дело! Такое я люблю. Хорошее пиво.

«Сенаторы» тут же отставили бутылки с желтой этикеткой и расхватали с синей. Смакуя маленькими глоточками, они переглядывались с шефом и одобрительно качали головой, тем самым подтверждая справедливость расставленных оценок. Постепенно завязалась непринужденная беседа на отвлеченные темы, дабы не задеть каким-то образом шефа. Леденящую душу историю попытался рассказать заместитель Сельского:

– Вот у меня был случай, я когда-то здорово замерз! Я когда срочную проходил в Казахстане, у нас зимой, в степи, машина поломалась, солярку прихватило, а движок заглох! И мы с ротным сорок километров шли пешком, всю ночь, на нас сапоги и шинельки, в тридцатиградусный мороз! Чуть не погибли! Меня потом три дня отогреть не могли! Мне и в парной холодно было! Но мы тогда героями стали…

– Та шо там такого, – махнул рукой Иван Иванович, – тоже мне случай!

Действительно, что может произойти замечательного и чрезвычайного в жизни человека, занимающего в иерархической таблице нижестоящую строчку, по мнению директора, конечно.

– Вот я на севере служил, в автобате, вот там действительно было холодно! Мы в минус сорок пять, колонной из восьми машин, шли через тундру…

– И шо? Тоже машина поломалась? – спросил кто-то из присутствующих.

– Машина-то не сломалась. Но двигалась с трудом. Бензин, знаете, в кисель превращался. А ехать надо! Целый день в дороге! И это в такой мороз! На улицу и носа не покажешь. В машинах даже двери попримерзали, не выйти! Колонна движется без остановок. Остановка смерти подобна! Остановились – и всё, все покойники! Только вперед! – Иван Иванович разошелся и заговорил с присущим ему пафосом. – Нам приходилось нужду справлять, извините за подробности, прямо в кабине, на ходу, в баночки из-под тушенки, выданные с сухим пайком. А вы говорите минус тридцать, да ерунда это.

Слушавшие эту короткую историю не смогли сдержать свое восхищение: «Вот это да!», «Настоящий экстрим!», «Только сильный духом сможет остаться живым в таких нечеловеческих условиях!». Сорокакилометровый поход в тридцатиградусный мороз, после последних комментариев, теперь выглядел как вечерний моцион, просто увеселительная прогулка в сравнении с мужеством и героизмом, проявленным молодым Сельским в кабине армейского грузовика. Оспаривать сие заключение охочих не оказалось.