А Джонни? Джонни — нет!
Когда грузовик, а следом фургон налетели на скалу и сплющились в гармошку, кладка треснула, камни полетели во все стороны; громадные бензиновые баки лопнули, и пламя охватило корежащийся металл, превращая грузовик в пылающий ад. Но тут, пробив лобовое стекло, из кабины вылетел Джонни. Ударом ему сломало левую руку и ключицу, он перелетел через стену и упал по ту сторону на что-то твердое.
Боль была такая, какой ему еще не доводилось испытать; а потом настала тишина, лишь пламя догорающей машины металось за стеной, да грохнул напоследок взорвавшийся запасной бак. И в этой зловещей тишине даже сквозь адскую боль Джонни почувствовал присутствие. Нечто наблюдало за ним, несколько пар безжалостных глаз. Он оторвал от окровавленного колючего гравия лицо — кровавое месиво, в которое оно превратилось, — и наткнулся взглядом на Гарри Кифа, который стоял перед ним и глядел на него. А за ним, за некроскопом с малиновыми глазами, были другие... люди? Этих тварей здесь никак не могло быть. Они шли (ползли, ковыляли, тащились) к нему, и одна из них была (по крайней мере была когда-то) девушкой. Джонни попятился, отталкиваясь ладонями с содранной кожей, скользя животом и коленями по пропитанному кровью гравию, пока его не остановило что-то твердое. Ему удалось повернуть голову. Это было каменное надгробие.
— П-проклятье! Чертово кладбище! — взвыл он.
— Конец пути, Джонни, — кивнул Гарри Киф.
— Ты сдержал обещание, — откликнулась Памела Троттер, и некроскоп кивнул.
Джонни Найд, некромант, понял их разговор.
— Нет! — взвыл он, и снова: — Не-е-е-е-е-е-ет!
Он должен подняться, встать на переломанные, со свисающей лохмотьями кожей, ноги, он должен вырваться из этого ада. Но мертвецы, друзья Памелы, ползли, наваливались на него, тащили вниз, и рука с остатками гниющей плоти накрыла его губы. Потом она приблизилась, протянула руку к его лохмотьям и нашла его новый нож. И Джонни узнал ее, хотя мало что осталось от ее сгнившего лица.
— Ты не забыл, как мы славно повеселились? — спросила она. — Ты даже не сказал мне спасибо, Джонни, и не оставил мне ничего на память. Ладно, сейчас-то я могу взять небольшой сувенир. Или большой, а? Захвачу что-нибудь к себе, под землю, ладно?
Она показала на нож и ухмыльнулась мертвыми губами, а зубы были такими длинными из-за того, что десны сгнили и отвалились.
Гарри отвернулся, не желая ни видеть, ни слышать тихий безумный визг Найда, отдававшийся в его мозгу.
— Он твой, убей его, — сказал он Памеле.
— Поздно, — с сожалением ответила та. — Слишком это быстро. Он уже мертв, чертов ублюдок!
Гарри пощупал сознание Найда.
— Что ж, это к лучшему.
Памела помолчала, потом ответила:
— Да, ты прав. У меня нет желания пачкать руки об эту мразь!
И тут оба, Гарри и Памела, услышали мертворечь Найда.
— Что... что это? Где я?.. Кто тут?
Они не стали отвечать, но само присутствие некроскопа отпечатывалось в сознание Найда, как яркий свет сквозь плотно закрытые веки. Он знал, что Гарри здесь, и что он не такой, как все.
— Это ведь ты? — спросил он. — То чучело в темных очках, что умеет колдовать... Ты упрятал меня сюда с помощью своей магии, верно?
Гарри знал, что Памела скорее всего не станет разговаривать с Джонни Найдом, как и остальные из Великого Большинства. Они не будут язвить и травить его, они будут избегать, чураться его, как прокаженного. Так что, пожалуй, лучше всего не отвечать ему, а просто молча удалиться. Это было бы самым милосердным.
Но тварь внутри Гарри вовсе не отличалась милосердием, и она не позволила Гарри уйти молча.
— Ты владел той же магией, Джонни, — сказал Киф. — Мог ею овладеть. Ты мог разговаривать с мертвыми и научиться от них многому — как это сделал я. Ты мог общаться и дружить с ними, но ты выбрал другое — мучить и терзать их.
— Так я теперь один из них, — сообразил Найд. — Я мертв, и это твоя работа. Зачем? Скажи только, зачем ты убил меня?
Гарри было что ответить — его натура вампира жаждала излить на кого-то свое неистовство и ярость, ведь его отвергли те, кого он считал друзьями, предал отдел. И ему не было больше места в этом мире, который он любил и для которого столько сделал.
Он мог бы ответить. Но не стал. Его вампир не захотел. Найд был холодным, жестоким и одиноким при жизни; смерть тоже холодное и жестокое место. И уж точно одинокое. Так что все справедливо. Око за око.
— Зачем убил тебя? — Гарри пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.
— Эй ты, поганая морда! — Найд ругался, выходил из себя, бесновался даже после смерти. — Так не бывает. У тебя были причины, я же знаю. Из-за мертвых? Чушь! Кому нужны мертвые? Нет, ты скажи — почему?
И Гарри ответил ему — жестоко, холодно, равнодушно:
— Ты прав. Кому нужны мертвые? А ты, Джонни, ты — мертвец. Ты хочешь знать, почему? — Он снова пожал плечами. — Ну что ж...
Великое Большинство больше не доверяло ему, но Гарри продолжал относиться к мертвецам с уважением. Он поблагодарил Памелу и ее друзей, которые помогли свершиться возмездию над Джонни Найдом; они вернулись в свои могилы, чтобы продолжить нелегкое путешествие к тем сферам, где их ждет истинный покой. А Гарри с помощью все тех же непостижимых интуитивных метафизических вычислений сотворил дверь Мёбиуса. Он шагнул туда, как вдруг услышал вопль агонии — это был телепатический сигнал; в тот же миг он превратился в мертворечь. Вопль донесся из здания пустующего скотного двора неподалеку от центрального вокзала в Дарлингтоне. Это был Тревор Джордан — сначала живой, потом превратившийся в горящую, обугливающуюся мертвую плоть — бывшие соратники по отделу экстрасенсорики обрушили на него мощь огнемета и превращали в кучку липкой золы!
— Тревор! — задохнулся Гарри. Шок, пронзивший его, был такой, словно и в него ударила огненная струя. — Тревор, держись, я уже иду, только не молчи, я по голосу найду...
— Нет! — оборвал его Джордан, когда из огненного ада агонии его душа канула в прохладное безмолвие смерти, окатившее его подобно океанской волне. — Нет, Гарри, нет... не надо сюда. Они тебя ждут здесь и, поверь мне, хорошо подготовились. Не трать время, девушка, Гарри, не забудь о девушке!
Некроскоп спохватился: конечно! Пенни! Отдел охотится за ним; они уже схватили Джордана и собираются взять Пенни; может, это прямо сейчас и происходит!
Тревор! Гарри разрывался надвое; в нем не утихла еще агония, муки гибнущего в огне тела. Но Джордан прав, надо думать сейчас о Пенни. Никто не заслуживает такой ужасной смерти, тем более тот, кто ни в чем не повинен.
Джордан пострадал безвинно, и Пенни невинна. Кем бы она ни стала завтра, сегодня она невинна.