Вот с этой радостной мыслью я открыла дверцу бара и выудила оттуда клюквенную настойку. Плеснула себе прямо в чашку, ни капли не страдая из-за отсутствия бокалов. Стаська с готовностью подставила свою кружку, видать, желая принять участие в алкогольной стороне «похоронного праздника».
Я скептически выгнула бровь. Маловата она пока для распития спиртного. Да еще и с утра пораньше.
— Помянуть бы надо, — со знающим видом заявила сестричка.
Ну, надо так надо. И, не особо задумываясь над аморальностью своего поступка, плеснула мелкой немного настойки.
— Он был отличным малым, — взяла слово сестренка. — И курица из него была тоже ничего… — Мелкая опрокинула в себя настойку, чтобы в следующую же секунду фонтаном выплюнуть все это обратно. — Гадость! И как вы это пьете? Что, повкуснее ничего не было?
— А мне нравится! — заявила я авторитетно и, смакуя клюковку, подлила себе еще.
К полудню мы были уже хорошие. Я — потому что пила, Стаська — потому что надышалась. Да и вообще, я еще раньше заметила, что в пьяной компании, даже если ты совершенно трезв… заражаешься поведением окружающих. В конце концов, все дошло до того, что мы переместились в гостиную и в два горла затянули соответствующую случаю русскую народную:
— Черный воооорон, что ж ты вьеоооошься. Над моеэээээю головой, — горланили неслаженным дуэтом мы, мысленно радуясь тому, что дом в нашем полном распоряжении. Потому что если мне просто медведь на ухо наступил, то Стасе он наступил сразу на оба. — Ты добыыыыычи не добьеооооошься. Черный ворон, я не твооооой!
От избытка чувств и воспоминаний о страшной смерти несчастного пернатого на глаза навернулись слезы, и я вытерла их ладошкой, трагично шмыгнув носом.
И тут раздался звонок в дверь. Мы с сестрицей синхронно заткнулись.
— Кажется, кто-то пришел, — озвучила очевидное мелкая и вжалась в спинку дивана.
Я удивленно икнула. Неужто папа с работы пожаловал, или мамины процедуры сегодня ограничились только педикюром? Ох, чует моя пятая точка, что сейчас кому-то влетит. И этим кем-то будет одна молодая особа, хряпнувшая лишнего и малую споившая.
— Стась, давай ты откроешь? — чуть заплетавшимся языком я попросила сестричку и глянула на нее жалобными глазами.
— А чего сразу я? — возразила сестра. — Ты старшая, ты и открывай! Вдруг там кто незнакомый.
— Ну, Стась… — протянула я просительно, а меж тем звонок повторился. — Ну, пожааалуйста. Ты же видишь, в каком я состоянии…
— В состоянии нестояния, — вынесла вердикт сестричка и все же смилостивилась: — Ладно, пойду посмотрю, кто там.
Стаська ушла к двери, а я попыталась включить мозг. Уже даже представила себе, как буду оправдываться перед предками, как тут до моего слуха долетел звонкий собачий лай.
Ну, слава Богу!
— И кто тут хандрит?
Вслед за лаем донесся цокот каблучков и голос Маринки — давней приятельницы и сокурсницы по вузу.
И кто бы знал, как же я сейчас была рада ее видеть. И даже ее неугомонную собаку — мелкого непоседливого шпица с очень подходящей кличкой Живчик.
Этот самый Живчик как раз запрыгнул на диван и, суматошно виляя хвостом, будто это не хвост вовсе, а пропеллер, стал тыкаться в меня носом. Забавный он, конечно, но такой непоседливый.
Все же в последние сутки, что мы провели, не выходя из дома, случилось много всего необычного, и потому видеть эту девушку было приятно. Живое напоминание о том, что где-то есть нормальные люди, которые слыхом не слыхивали про говорящих удавов и фениксов. Вернее, если и слышали, то уж точно, кроме как на картинках, не видели!
— Так, чего хандрим? — Подружка плюхнулась рядом со мной и закинула обе ноги на диван.
— Поминки у нас! — с ходу ляпнула сестричка и демонстративно плеснула мне еще настойки.
Маринка проводила спиртное удивленным взглядом, который по мере опустошения кружки становился все более взволнованным.
— Вы че, девки, серьезно? — не на шутку взволновалась девушка.
— Да нет, — поспешила успокоить Марину. — Меня просто Валера бросил.
— Ааа. Я так понимаю, после ужина с папочкой? — догадалась моя прозорливая.
— Ага, — подтвердила я.
— А я тебе сразу говорила, малахольный он… Тебе надо такого, чтоб папашу за пояс мог заткнуть. Такого… наглого, понимаешь?
При упоминании наглости перед взором почему-то сразу всплыл феникс. Вот кому наглости не занимать, так это ему. Они в этом плане с Маринкой очень похожи. Да и внешне тоже похожи — у подружки такие же длинные светлые волосы, и глаза голубые.
На что ж ты нас покинул, Фенечкааааа!
— Короче, забей, Любка. Выкинь этого неудачника из головы. Мы тебе лучше найдем. — Она ободряюще улыбнулась, а Живчик даже тявкнул, подтверждая слова хозяйки. Если бы еще мне не в ухо, было бы вообще замечательно.
— Ладно. Ты зачем пришла-то? — Я взяла себя в руки и таки поинтересовалась у подружки.
— Узнать хотела, не собираешься ли ты куда-нибудь в ближайшие две недельки?
— Да вроде нет. А что?
— Я тебе Живчика тогда оставлю. А то я завтра в Египет улетаю, — «загодя» предупредила сокурсница. Впрочем, в этом вся Маринка. Чего удивляться?
— Конечно, оставляй! — преувеличенно радостно отозвалась я. — У меня как раз там якорная цепь завалялась. Посажу дом сторожить.
— Вот и славненько, — проигнорировала издевку блондинка. — Ну, я побежала тогда. Мне еще чемоданы собирать.
И мы со Стаськой вновь остались вдвоем. Хотя нет, втроем, если считать носящегося туда-сюда шпица. И даже вчетвером, если еще посчитать заныкавшегося где-то кота. И впятером, если вспомнить про балдеющего под лампой удава.
Блин, полон дом народу…
— Ну, что? Продолжаем поминки? — вопросила сестра, стоило захлопнуться входной двери.
— Ага.
И мы дружно затянули:
— Черный вооорон…
Аккомпанементом нам подвывал эмоциональный Живчик. А бедный Принц, притихший в своем углу, наверно, сходил с ума от какофонии долетавших звуков. А о музыкальных пристрастиях удава я, слава Богу, не имела ни малейшего представления. Надеюсь, он мучается так же, как и кот.
Проснулась я посреди ночи. Но отнюдь не от того, что выспалась, хотя и легла вчера в несусветную рань. И не от того, что мучил сушняк, хотя пить и впрямь хотелось. И даже не от того, что приспичило по-маленькому.
Проснулась я по той причине, что к телу прикасалось что-то противное, холодное. И чем дальше, тем это противное все глубже пробиралось под одеяло и, соответственно, сильнее прижималось ко мне. А еще оно было очень даже немаленькое. Мое сознание жительницы двадцать первого века, закаленное ужастиками и триллерами, разом пнуло фантазию, и она заработала на полную мощность, рисуя в воображении картинки всяких монстров и чужих!