Штабные с удовольствием фотографировались у трофеев. В это время комбату и ротным начали ставить новые задачи. Замполит полка и пропагандист собрали всех ротных замполитов и принялись нести всякую чушь.
Ну какой, к дьяволу, может быть боевой листок, идущий по рукам от взвода к взводу, или комсомольские собрания во взводах на какую-то заумную тему. Политические вожди в перерывах между боями ставили нам задачи по спецпропаганде и идеологии и, наверное, сами не верили в их необходимость. Но говорили эту чушь, потому что получили приказ от вышестоящих умников.
В это время вся вершина, облепленная солдатами, уже зашевелилась, и полк двинулся в путь. Командир полка обматерил Золотарева за долгую болтовню, и мы радостно побежали по своим ротам. Погрузка на вертолеты осуществлялась в километре отсюда, на следующем хребте. Десантные батальоны уже выдвинулись туда. Трофеи распределили по ротам, и солдаты потащили их, как волокут муравьи добычу к муравейнику. Боеприпасы сложили в штабель, и саперы, уходя последними, все это добро подорвали. Неунывающий командир взвода саперов старлей Игорь Шипилов опять оставался в замыкании со своими подчиненными. Мы пожелали друг другу удачи, обменялись крепким рукопожатием и разошлись. Сапером предстояло заминировать район, понаставить ловушек и сюрпризов…
Через час вертолетчики перебросили всех на следующую задачу, поближе к границе. Взвод Пшенкина ротный отправил к распадку на скалистую вершину, взвод Острогина расположился на склоне горы, а управление роты разместилось на вершине. Командир оставил меня при себе.
На изогнутой высоте находились когда-то давным-давно возведенные «духовские» укрепления. Строить новые было лень, сапер проверил щупом наличие сюрпризов, и солдаты радостно их заняли. Привязываясь к карте, Кавун и минометчик поспорили, где мы находимся, и в конце концов сориентировались. Ориентирование в горах и пустыне – сложнейшее дело! По нашим прикидкам, получалось – высадили совсем не туда. Командир доложил комбату и его заместителю Лонгинову, который действовал с третьей ротой.
– Артиллерист, доложи-ка своим «стволам», где мы сейчас, – приказал Кавун минометчику.
– Товарищ капитан! Что я буду лезть сейчас в эфир? Начальник артиллерии занят, да и он наверняка знает, где мы находимся, – ответил лейтенант Радионов.
Вместе с расчетом миномета его вновь придали роте, и он «загорал» на высотке вместе с нами. Лентяй! Корректировщик хренов!
Внизу ущелья стояло какое-то жилище. Довольно высокие стены окружали большой дом: через такой дувал без лестницы не перелезть. Во дворе гуляла скотина, на каменных террасах что-то росло. Вдоль ущелья пролетала пара вертолетов. Когда они промчались над этим хижинами, со двора им вслед раздалась длинная автоматная очередь. Стрелял какой-то придурок. Совсем очумел, наверное, от одиночества. Страх потерял? Или тут край непуганых идиотов?
– Валерка! Бабахни из миномета по этой хибаре, а то они там охренели от веселой жизни! – скомандовал командир.
Но еще до того, как миномет начал стрелять, «крокодилы» вернулись. Пролетая на бреющем полете, вертолетчики выпустили несколько ракет во двор и по его окрестностям. Снайперы! Все ракеты – в точку! Крыша дома моментально загорелась, а со двора больше не стреляли. Вместо ответной стрельбы раздался дикий женский крик. Крик и вой нескольких голосов нарушили тишину, наступившую после ухода вертолетов. Крыши дома и сарая, а также сено во дворе с треском горели, а женские рыдания перешли в дикую истерику.
– Ну вот, теперь миномет не нужен! – глубокомысленно изрек Кавун. – А жаль, мины придется тащить на себе, если, конечно, позже не расстреляем.
Иван был сильно озадачен происшедшим. В доме, оказалось, были женщины и дети. Жители, видимо, не успели уйти. Батальон высадился в этом районе внезапно, территория мятежная, а наших в этом районе, может, никогда и не было. Старые пустые консервные банки нигде не валялись, говоря об отсутствии «шурави». Гора чистая, незагаженная, но это ненадолго. Скоро этот недостаток нами будет исправлен. Пустые ржавые банки – первый признак присутствия «шурави».
– Чего он стрелял, идиот? Ушел бы, как стемнело. Мы к дому, может, и не спустились бы. Задачи на прочесывание долины пока не установили, – размышлял вслух Ваня, почесывая рыжую бородку.
– Эх! Дал мужик сгоряча очередь из автомата, теперь ни его самого, ни жилища. Скотина дохлая по всему двору лежит, и все вокруг горит! Чем думал человек? – согласился с ним я. – Рядом целая толпа солдат, а он чудак стреляет! Фанатик?
Слегка перекусив, попили чаю, курящие закурили. Я даже на войне не желал начинать курить. Хотя, когда приехал, все курящие говорили: тут закуришь. Но, глядя, как в конце боевых, когда кончаются сигареты и куряки начинают из окурков мастерить самокрутки, мне становилось противно. Солдаты собирали «бычки», закручивали собранный табак в газету или в какую-нибудь бумажку, затягивались по очереди. Офицеры стреляли друг у друга курево, курили на двоих-троих одну сигарету. Мучились, бедолаги, без табака, стонали, скрипели зубами, матерились. Ну уж нет! Обойдусь без этого счастья. К тому же чистые легкие, когда много ходишь по горам, работают гораздо лучше.
Мы с Кавуном легли в лучший СПС. Стены в нем были выложены в два камня толщиной – сделаны душманами на совесть. Бойцы, кому достались места, легли в старые укрытия. Молодые построили для себя пару укреплений. Человек шесть самых ленивых узбеков легли вповалку в лощинке и о чем-то болтали.
– Эй, лентяи, прекратить свои хала-бала! – прикрикнул Кавун. – Спать мешаете, бабаи, шайтан вас побери!
Болтовня прекратилась, слышно было негромкое шипение нашей радиостанции и радиостанции артиллерийского корректировщика. Укрытие для ночлега напоминало небольшой колодец, черное звездное небо над головой – черную дыру. Ветер не проникал сквозь толстые каменные стены. В ущелье давно догорели сено и дом. Выла собака. Женщина продолжала рыдать, но уже гораздо менее истерично. Грусть… Тоска…
* * *
Рано утром сон улетел со скоростью падающих на нас снарядов. Вокруг укрытий горела трава, разрывы вздымались осколками густо по всему плато. Шрапнель свистела в воздухе, с шипением и визгом врезалась в толстые стены СПСа. Спустя пять минут новый, еще более жуткий удар: нас накрыли залпы «Градов».
Казалось, вспыхнула и загорелась земля. Антенну радиостанции перебило осколками, ее верхнее колено упало на мою голову. Земля под нами тряслась и вздрагивала, как живая, от новых и новых разрывов. Но это ведь бьют не «духи» и не пакистанцы, это наши «боги войны» сеют вокруг смерть!
– Болван артиллерийский! Убью, если выживу! Скорей, выходи на КП артиллерии, пусть прекратят стрельбу! – закричал Кавун Радионову.
Минут десять еще падали снаряды, потом огонь затих. Видно, разобрались и поверили нашему артиллеристу, что бьют не туда. Мы вылезли из укрытия и провели перекличку: никто не убит и не ранен. Обалдеть! Во взводе Пшенкина все целы, хотя его вершина полностью выгорела. К счастью, узбеки успели выскочить из открытой лощины и забиться кто куда, по укрытиям. Высота, где ночевала третья рота, горела, как и наша. Оттуда по связи матерился замкомбата Лонгинов. На Радионова посыпались все шишки.