Я вытирала слёзы ладонью и молила бога, чтобы остаться живой.
– Катя, моя Катя, – испуганно говорил Анджело и успокаивал меня, что со мной ничего не случится, потому что мы нужны друг другу.
Я сидела сжавшись в тёмной кладовке, дрожала от нервного озноба и страха, прислушивалась к каждому звуку. Нервы были на пределе. Где-то там, наверху, раздавались незнакомые голоса и непонятные звуки.
– Анджело, а ты меня любишь? – Я понимала, что если меня найдут, это будет последний наш с ним разговор.
– Люблю.
– Так ты любишь или хочешь?
– И люблю, и хочу. Катя, дай мне телефон твоей полиции. Я позвоню.
– Я уже позвонила, – ответила я.
– И почему они не едут?
– Потому что у нас полицейские приезжают когда всех уже перестреляют. Я за городом живу. Пока доедут, неизвестно сколько пройдёт времени.
Услышав, что чужие голоса приближаются к моему укрытию, я отключила телефон и замерла. Мне показалось, что сердце у меня бухает как колокол и его слышно за километр. Я прижала руки к груди, от дикого страха мне не хватало воздуха.
Были слышны крики, мат, топот ног. Зажав рот ладонью, я из последних сил пыталась не закричать. Я не могла осознать масштаба катастрофы, но где-то там, в подсознании, остались моя Италия и мой Анджело. Мне вдруг показалось, что я была на каком-то празднике, а то, что происходит сейчас, просто уничтожило праздник. Всё хорошее когда-то обязательно заканчивается. Наверное, сейчас я расплачиваюсь за свою итальянскую любовь. Бесспорно, я виновата перед Андреем, но ведь в Италии так сильно обостряются чувства…
Я не знаю, сколько времени я просидела в темной кладовке, пока не услышала долгожданное:
– Это полиция. В доме есть кто-нибудь? Женщина, которая нам звонила, вы живы?
– Жива! – крикнула я и выскочила из кладовки.
А дальше всё происходило как во сне. Я бродила по дому, смотрела на разгром, тихонько ревела и совершенно не жалела, что нас с Андреем зверски ограбили. Главное, я осталась жива.
У сторожки лежали дед Пётр и наша овчарка Маня, которую мы с Андреем взяли ещё щенком. Они были мертвы. Я не могла поверить своим глазам.
– Я случайно подошла к окну, потому что Маня – наша собака – залаяла на чужих, и увидела, что в дом пытаются проникнуть незнакомые люди, – устало объяснила я полицейским.
– В соседнем посёлке тоже совершено нападение на дом. Действует хорошо организованная банда.
– Это не банда, – покачала я головой. – Это расплата за любовь. Просто нельзя делать больно тем, кто тебе очень дорог. – Я привалилась к стене и начала сползать по ней вниз.
– Вам плохо? – склонился надо мной полицейский.
Кто-то принёс мне стакан воды. Я с жадностью выпила стакан до дна и поблагодарила. Молодой полицейский помог мне подняться. Ко мне подошел старший по званию с телефоном в руке.
– Махов Андрей Григорьевич ваш супруг?
– Да. Что с ним? – похолодела я.
– Он не справился с управлением, улетел с дороги и врезался в дерево.
– Он… жив? – Я покачнулась.
Полицейский поддержал меня.
– Его везут в реанимацию, – сказал он. – Шансов мало, но вы надейтесь.
– Как это мало?
Я, не помня себя, кинулась к своей машине. Но мне не позволили сесть за руль, аргументируя тем, что в таком состоянии этого делать нельзя. Меня отвезли к мужу в больницу в полицейском автомобиле, но не пустили в реанимацию. Я требовала, кричала, умоляла, униженно просила, но в больнице свои правила, и все обязаны их соблюдать.
Врачи приняли решение о срочной операции, сказали, чтобы я надеялась на чудо. Я сидела на банкетке под дверью операционной несколько часов и молилась, чтобы сердце Андрея оказалось таким же стойким, как и он сам.
Только к утру Андрея вывезли из операционного блока. Всё, слава богу, обошлось, он жив, только состояние тяжёлое. Пока его везли в реанимацию, я даже смогла взять его за руку и погладить по голове.
– Андрюша, всё хорошо. Я люблю тебя. Слышишь, я очень сильно тебя люблю, – приговаривала я, зная, что он еще находится под наркозом.
Я вдруг поняла, как много он мне дал после нашей с ним встречи: тепло, чувство защищённости, любовь и доверие, которое я так жестоко растоптала.
Прошло почти две недели.
Андрей пошёл на поправку, и мне наконец разрешили зайти к нему в палату. Я принесла букет уже летних цветов и поставила их в банку с водой. Андрей отвернулся к стене, давая понять, что не хочет со мной разговаривать.
Я села на стул рядом с койкой.
– Сейчас бессмысленно выяснять, что да как. Главное, мы вместе. Что было, то прошло. Знаешь, неизвестно что было бы, если бы мы не поссорились и оба остались дома. А если бы занялись любовью… Грабители расправились бы с нами, как со сторожем и Маней. А так мы поругались, и нам удалось спастись, – тихо произнесла я.
Андрей повернулся ко мне.
– Много украли? – спросил он.
– Да считай всё, – тяжело вздохнула я. – Но самое ценное, что у нас с тобой осталось, – это наши с тобой отношения.
– Ну и как ты представляешь нашу дальнейшую жизнь?
– Не мы первые, не мы последние, – ответила я. – Многие через это проходят и остаются вместе. Мне кажется, когда любишь, можешь простить многое, даже измену.
– Я не готов пока продолжать разговор. Выстави дом на продажу. В нём больше не имеет смысла жить.
Я вышла из палаты с глазами, полными слёз, и вернулась жить к маме. В загородном доме не была ни разу. Я выставила его на продажу, наняла агента, и он занимался поиском покупателей. Италия и Анджело посещали меня только в снах.
Андрей выписался из больницы, но жил в отеле и даже не звонил.
А однажды он появился на пороге моей квартиры с огромным букетом. Посмотрев на цветы удивлённо, я перевела взгляд на Андрея:
– Разве сегодня Восьмое марта?
– Нет. Мне просто захотелось подарить тебе цветы. Без всякого повода. Вот, держи. Кстати, нашлись покупатели на дом. Буду подыскивать новый. В охраняемом посёлке. Есть варианты.
– А с кем ты будешь жить?
– С тобой, – не раздумывая ответил Андрей. – Только я после аварии теперь хромаю. Тебе нужен хромой муж?
– Дурак, неужели ты до сих пор не понял, что ты мне нужен любой!
Я поцеловала Андрея в небритую щеку. Родной мой, любимый! А ведь я чуть его не потеряла из-за дурацких фантазий и глупого поведения.
– Я никогда больше и никуда не отпущу тебя одну, – прошептал Андрей.
– А я никуда без тебя не поеду.
– А как же твоя любимая Италия?