На кухне слышался Машин голос: она разговаривала с поварихой. Алексей коротко стукнул в дверь, из которой накануне появился «дядя Федя». Никто, однако, не откликнулся. Детектив нажал на ручку – закрыто. Он огляделся вокруг, не зная, с чего начать поиск охранника, как вдруг увидел его. Тот как раз вошел в дверь, ведущую на участок. В руках он нес прозрачный пакет, в котором лежало несколько ярких яблок.
– Меня ищете, что ли? – Федор открыл свою комнату ключом. – Проходите.
Комната оказалась обыкновенной, жилой, а не охранной будкой с экранами и пультами. Точнее, экраны и небольшой пульт тут все же имелись, но в глаза не бросались, скромно расположившись на стене за дверью. В остальном это была вполне уютная, хоть и простая комната одинокого мужчины.
– Садитесь, – кивнул Федор на стул у стола. – Яблоко хотите?
Детектив не хотел.
– У меня пара вопросов к вам.
– Я так и понял. Даже догадываюсь, каких. Они возникают у всех, кто знал, как уверенно Евгений Дмитриевич водил машину.
– Есть что рассказать?
– Кое-что есть… Он последние недели был довольно хмурым и – как сказать? – сосредоточенным.
– Его мать назвала это «озабоченностью».
– Можно и так. Он будто какую-то неприятную мысль обдумывал. Старался этого не показывать, особенно перед своими женщинами, но я же привратник – при воротах, в смысле, – и видел его лицо в камеру, когда он входил или выходил. Так вот, входя, он будто маску надевал, веселую такую, а выходя, снимал ее. Я академику не приятель – что я, мент в отставке, а в его доме вроде как прислуга… Но я без обид, мне повезло: работы, почитай, никакой, только посматривай на мониторы время от времени, а при этом у меня жилье, харчи и еще ко всему зарплата. Ну, я еще тут кое-какую мелкую работу делаю: лампочку поменять или прокладку в кране, прибить-повесить… Так вот, хозяину я не приятель и спросить не мог: мол, случилось что? Но вижу, день за днем идет, а он все такой же невеселый. Ну, как-то я вышел из своей комнаты и говорю: «Не пора ли нам укреплять рубежи? В смысле, обновить систему видеонаблюдения?» Я так сказал, потому что система у нас старая, сами посмотрите, – махнул Федор в сторону мониторов. – Даже не пишет, просто глазеет, и все. Ну, глазею, конечно, я, понятно. А чего я сделаю один-то, если, к примеру, пара крепких ребят начнет ломиться в дверь? Нам и ее было б нелишне заменить, сейчас такие стали делать, танком не сломаешь, а у нас хоть и дуб, массив, – но высадить ее на счет «три» можно. Сама-то дверь тяжеленная, да петли хлипкие, старые.
– А академик что?
– А академик интересную вещь сказал. Никто сюда полезть не рискнет, говорит, потому как тогда следствие откроется и огласка выйдет, а она им не нужна. Я сразу: «Кому – им?» Но он посмотрел на меня, будто очнулся, и сразу лицо его закрылось. Что-то пробормотал и вышел. Больше я к нему с разговорами не совался. Не знаю, какой вывод из этого сделать, но если он и за рулем такой был, весь в своих мыслях хмурых витал, то и неудивительно…
– А как насчет алкоголя? Мог он сесть за руль с похмелья?
Федор покачал головой.
– Невозможно. Он был автором теории, которая приносила ему огромный доход и имела кучу поклонников, а в ней, в теории этой, проповедуется отказ от излишеств. Я все его выступления смотрю, – кивнул Федор на телевизор, примостившийся рядом с мониторами, – чуть ли не наизусть выучил. Так вот, людям его идеи нравятся, потому что там все просто. Он ничего не запрещал, говорил, что можно есть и пить все, но только ничего нельзя много. Даже безобидной вареной картошки. И приводил в пример лекарства: немножко – лечит, а много – убивает. В хорошую погоду мы шашлыки делали – у нас уголок с мангалом во дворе, видели? Ну и вино к шашлыкам для дам, мужчинам чего покрепче. Евгений Дмитриевич всех звал, даже священника. Весело всегда было. А сам он бокал красного, не больше. Говорил, что его организм не привык к алкоголю и лишнее все равно «родит в муках».
Так-так-так… А Алан-то наш Бицаев подсунул нам историю про попойку накануне и бодун с утреца… Означает ли это, что Бицаев знает правду и пытается ее скрыть? Замешан ли он, преданный ученик, в убийстве наставника, на которого якобы всю жизнь молился? И отчего в голосе его звучал страх?
Плохо, что с ним не встретишься наскоро. При встрече-то проще понять, лжет человек или нет… Ладно, пока нужно выполнить намеченный на сегодня план, а там детектив может и в Адыгею махнуть, если понадобится.
– Я бы еще с шофером его бывшим поговорил, с Борисом, – произнес детектив. – Возможно, он знает побольше… Шоферу люди почему-то часто рассказывают такое, чего другим не сказали бы. Как с ним связаться?
– Сейчас, у меня его мобильный записан. Я тут раньше, случалось, как диспетчер был между двумя машинами…
Получив в руки листок с телефоном шофера Бориса, Алексей вышел в сад и уже знакомым путем пошел в сторону часовенки.
Отца Нила не было видно, но дверь в часовню оказалась приоткрыта. До сыщика донеслись тихие голоса. Интересненько…
Он подошел поближе к двери, но под ногой треснула шишка, и в часовне наступила тишина. Кис подождал с полминутки, и кто-то вновь заговорил. Алексей осторожно раскрыл дверь пошире.
В помещении было душно, пахло воском – горело множество свечей. Отец Нил, он же Олег, одетый в рясу на этот раз, молился, стоя на коленях. И что-то бормотал. То есть не «что-то», конечно, а молитву. Второй голос детективу примерещился, видать. Олег чуть повернулся в сторону гостя, будто давая понять: я вижу, что вы пришли, но извольте подождать.
Ладно, мы подождем, мы уважаем чувства верующих, поскольку интеллигентные люди, – Алексей вышел на воздух и уселся на скамейку. Ту самую, которую пометил несколько дней назад голубь-почтальон. Сейчас она, на радость детективу, была чистой.
Олег присоединился к нему минут через десять.
– Я почему-то был уверен, что вы снова придете, – улыбнулся красавец.
– Исповедаться в грехах?
– Любопытная мысль вас посетила. А есть в чем?
– Смотря что считать грехом.
– Вы атеист, – утвердительно произнес Олег.
– Как всякий мыслящий человек, – парировал Алексей.
– Вы себе льстите, – добродушно улыбнулся священник.
– Ясно, мне не выкрутиться.
– И что вас ко мне привело?
– Олег, я тут вынужденно представился как бывший одноклассник Евгения Дмитриевича, так что называйте меня, пожалуйста, Константином Алексеевичем Чебыкиным.
– Без проблем, Константин Алексеевич. Так какой у вас вопрос?
– Простой. Евгений Дмитриевич был как-то особенно задумчив? Озабочен? Расстроен? Возможно, какие-то слова обронил? Имена произнес?
– Могу я вас спросить? – Молодой священник выглядел необычайно серьезным.
– Разумеется.