– Хотя нет, – передумала Юля. – Я отпрошусь с работы. Лучше к четырем.
Маша снова закивала.
– Ладно, пусть будет к четырем. Значит, завтра в шестнадцать ноль-ноль. Не опаздывай.
Елизавета Николаевна отключилась и посмотрела на внучку:
– Что с ней? Даже на Женечкиных похоронах у нее не было такого убитого голоса.
– Скоро все узнаем, бабуленька.
– Ох как глазенки у тебя блестят шкодливо… Что задумала, признавайся!
– Да ничего такого, – принялась отрицать Маша и вдруг подумала, что бабушку надо как-то подготовить к воскрешению из мертвых ее сына, не то сердце может не выдержать… – Ой, бабулечка, мне надо перезвонить нотариусу, сообщить ему время встречи, извини! Потом договорим…
Елизавета Николаевна только головой покачала вслед внучке. Ох и затейница у них выросла…
Спрятавшись подальше от посторонних ушей в своей комнате, девушка набрала номер Олега.
– Спроси папу, он врач, пусть скажет, как быть…
– Да тут и врача не надо, – ответил Олег, – всем известно, что от радости тоже вред здоровью может приключиться. Ты права, следует как-то бабушку подготовить. Но объясни ей хорошенько, что выдавать свои эмоции она не должна, иначе она весь наш план испортит.
– Не беспокойся.
Маша вернулась в апартаменты бабушки.
– Пойдем в сад, а? Погуляем. Ты слишком редко выходишь на воздух, бабуленька.
– Да у меня окна нараспашку целый день!
– Но надо же еще двигаться!
– Я двигаюсь, – указала Елизавета Николаевна на тренажер-велосипед в углу комнаты.
– Ну пойдем пройдемся, ну, пожалуйста! – канючила Маша.
Елизавета Николаевна посмотрела на внучку и согласилась.
– Помнишь, ты говорила, что папа тебе снится все время живой? – держа бабушку под ручку, вела беседу Маша, медленно прогуливаясь среди яблонь. – Мне тоже папа часто снится… Будто он не умер. Вот и этой ночью снова был сон, такой яркий!
– Мой сын не умер. Он просто уехал.
– Да, я тоже в это верю… А он вернется?
Елизавета Николаевна помедлила с ответом. Она отлично понимала, что сын погиб, – с головой у нее было все в порядке. Даже слишком. Лучше бы не понимала… Но она придумала себе эту иллюзию и старалась держаться за нее, иначе можно тронуться умом по-настоящему. Однако же внучка разговор этот не случайно завела. Что-то Маша собирается сказать ей, но пока ходит вокруг да около.
– Надеюсь на это, – осторожно произнесла она. – А ты как думаешь?
– Так же. Папа скоро вернется.
– Да? – Елизавета Николаевна остановилась и посмотрела на девушку.
– Он ведь просто уехал в командировку. А командировка – это туда и обратно.
– Ты хочешь свести старуху с ума? Или ты что-то знаешь… Твой папа… Он…
Она всматривалась в Машины глаза и вдруг отчетливо увидела в них «да».
– Разве такое может быть?.. – все еще не веря, спросила Елизавета Николаевна.
– Вот твои капельки, бабуленька, выпей.
– Маша, ответь мне!
– Сначала капельки.
– Маша!!!
Девушка заложила руки за спину, всем своим видом давая понять, что не сдвинется с места и ни слова не скажет, пока бабушка не примет лекарство. И от этого жеста, не дожидаясь слов и подтверждений, Елизавета Николаевна заплакала. Маша тут же вложила в ее ладонь бутылочку с уже отвинченной крышкой.
– Давай-ка капай на язык быстренько!
И, дождавшись пока бабушка заправится лекарством, произнесла как можно спокойней:
– Произошла ошибка, бабуленька. В машине был не папа.
Они гуляли по саду еще полчаса, Маша крепко держала бабушку под руку и тихим успокаивающим голосом рассказывала об «ошибке»… Но в ту часть плана, которая касалась Юли, она, разумеется, бабушку не посвятила. Ни к чему ей знать, как ее внучка пыталась убить ее сына.
В этот вечер, к удивлению домашних, Елизавета Николаевна спустилась ужинать на кухню. С ней пришла Анна Ивановна, Маша тоже подтянулась, за ней Женя. А там вдруг и все остальные набились на кухню. Вроде бы ничего не произошло, Елизавета Николаевна чувствовала себя отлично и свое появление объяснила тем, что надоело ей ужинать в одиночестве, – но отчего-то у всех возникло чувство тревоги… Скорее, радостной.
Многим в эту ночь оказалось трудно заснуть. В ожидании приезда заграничного нотариуса и небывалого сбора всей семьи (последний и единственный раз такой сбор произошел на похоронах) суеты и эмоций было предостаточно. А с утра пораньше Дина готовила комнаты для Люси и Пети, а Люба готовила еду на целую дивизию.
– Надеюсь, нотариусу комната не понадобится? Он не останется у нас ночевать? – тревожилась горничная.
– Нет, – отвечала Маша, – не волнуйся, Дин! И Юля у нас не останется!
– А друг Евгения Дмитриевича, как его, Алексей Константинович с сыном, не приедут? А то у меня комнат не хватит! Женя ведь у нас сейчас гостит.
– Да перестань ты беспокоиться, всем хватит комнат, что ты, в самом деле…
– А Евгения Дмитриевича комнату я никому не отдам, так и знай.
– Конечно же, не отдашь, Дин, ведь она папина!
Маша чуть не добавила: «И она ему самому понадобится!» Но сдержалась. Надо еще немножко потерпеть и не выдать своего потрясающего секрета – скоро все соберутся, совсем скоро.
Приехали Петя с Люсей, полчаса со всеми обнимались и целовались. Виделись всего-то чуть больше месяца назад, на похоронах Евгения Дмитриевича, – но, казалось, прошла вечность. Маша заметила, что у брата с сестрой на глазах стоят слезы, – мысль об оглашении завещания их совсем не радовала. «Ничего, ничего, еще немножко потерпите! – думала она. – Скоро плакать будете от радости, дорогие мои…»
Спустилась бабушка. На ней было потрясающее платье пепельного цвета с кружевами и с брошью на воротнике, и выглядела она как герцогиня. Найдя глазами Машеньку, Елизавета Николаевна едва заметно ей кивнула.
«Ай да бабуля, ай да суперстар, – подумала девушка. – Как держится! Обалдеть!»
Все постепенно рассаживались в гостиной. И когда приехала Юля, там свободного места не оказалось. Она вошла, ни с кем не поздоровалась, только бабушке холодно кивнула и встала на пороге.
– Женя, принеси маме стул с кухни, – крикнула Маша.
Юля обернулась, и у нее вытянулось лицо.
– Что ты здесь делаешь, Евгений?!
– Мама, неужели ты заметила, что меня нет дома? – с иронией произнес парнишка.
– Не смей так разговаривать с матерью! Спрашиваю еще раз: что ты тут делаешь?!
– Я тут – в гостях.