— Ну, если хотите знать, — выпалила я, — у нас в Англии заговор, и большую часть придворных опоили заколдованной водой, и даже короля. Ив этом замешан мерлин!
— Я знаю, — сказал дедушка. — Именно поэтому я и попросил тебя приехать сюда, пока равновесие магии не нарушено еще сильнее.
На миг я была совершенно ошеломлена. Потом подумала: «О! Да он волшебник!» И мне сразу полегчало. По тому, как Грундо уставился на дедушку Гвина и как порозовели его щеки, я поняла, что и он подумал то же самое.
— Расскажите мне подробно, — велел нам дедушка, — все до последнего слова, жеста и действия, что вы запомнили.
И мы все рассказали. Времени на это ушло немало, и Грундо рассеянно сжевал еще два куска пирога. Вероятно, он в этом нуждался. Конечно, ему было неприятно описывать то, что делала его мать. Если бы не это, я назвала бы такое обжорство свинством. Дедушка Гвин подался вперед, положив руку на стол между чашек и тарелок, и, казалось, жадно впитывал все, что мы говорили.
— А вы вообще можете помочь? — спросил наконец Грундо.
К нашему жестокому разочарованию, дед медленно покачал головой.
— Увы, нет, — сказал он. — Я вскоре сделаюсь уязвим — это меня весьма возмущает, но ничего не поделаешь, — и в течение некоторого времени не смогу ничего делать напрямую. Вы только что показали мне, как обстоят дела. Но кое-что можешь сделать ты, Арианрод, если только у тебя хватит мужества. Боюсь, большую часть этого заговора тебе придется распутывать в одиночку. Это не моя магия, мне она не по плечу, а твоя мать никогда бы не смогла заставить себя это сделать. Но если ты думаешь, что ты на это способна, я могу указать тебе путь завтра.
Я молча сидела в этой холодной комнате с высоким потолком и смотрела поверх тарелок и объедков на его внимательное белое лицо. Грундо, похоже, затаил дыхание.
— Ну… Пожалуй, да, — сказала я, когда по моей спине почти перестали ползать мурашки. — Должен же кто-то сделать хоть что-нибудь.
Оказалось, что дедушка Гвин все-таки умеет улыбаться. Улыбка у него была неожиданно теплая и добрая. Это помогло. Чуть-чуть. На самом деле мне было очень страшно.
Когда Романов ушел, я снова сел. Неизвестно почему, но я тщательно устроился точно на том же месте, где сидел прежде, привалившись спиной к стене и поставив ноги на отметины от каблуков. Наверное, я хотел, чтобы Арнольд с компанией решили, будто я так и просидел тут все это время. Но на самом деле я ни о чем таком не думал. Меня всего трясло и ужасно хотелось разрыдаться.
Меня охватили обида, паранойя и чистый ужас. Кто-то хотел меня убить! Я все думал: «Но ведь я же сказал этим, из Империи, что не собираюсь становиться императором!» Меня возили туда, в миры Империи, и я подписал все нужные бумаги — вроде как отрекся, — так, чтобы императором мог стать мой сводный брат Роб. Чушь какая-то!
А еще меня обидело и напугало то, с каким презрением отнесся ко мне Романов. Да, я эгоист, мне это многие говорили. «Но ведь я работаю над собой! — думал я. — Я забочусь о папе, я действительно очень к нему внимателен!» Но Романов видел меня насквозь, видел, что я чувствую на самом деле. Ну и, разумеется, на самом деле я по-прежнему оставался эгоистом, что бы ни делал. Но все равно: ведь я же стараюсь! Это нечестно! И то, что Романов презирает меня за невежество — это тоже нечестно! Я ведь и над этим работаю. Я перечитал все книжки по магии, какие только мог раздобыть, я пытаюсь проникнуть в другие миры и всеми доступными мне способами стараюсь убедить тех людей, что командуют магидами — их почему-то называют «Верховная Палата», — чтобы мне разрешили учиться на магида. Я же не виноват, что мне не разрешают!
Потом я подумал о самом Романове. Проживи я хоть тысячу лет, мне не встретить другого настолько же могущественного человека. Его мощь была сокрушительной. Я встречал довольно много магидов, но теперь даже они казались серенькими колдунишками по сравнению с Романовым. Это было потрясающе. Просто нечестно, что человек может быть настолько могуч. Как лезвие бритвы, как удар молнии. Это пробрало меня до костей.
И большие кошки тоже. Когда я обнаружил, что они настоящие…
«Спокойно! — подумал я. — Это сон. В дурных снах ты не раз попадал в серьезные неприятности и каждый раз как-то выпутывался. Это просто кошмар».
После этого я почувствовал себя куда лучше. Я поднял голову и увидел, что оранжевые трубки над головой светятся куда ярче, а лучи света, падающие сквозь щели под потолком, порозовели. Такое впечатление, что прошел целый день. «Ну, — подумал я, — во сне же время часто ускоряется!» И меня не слишком удивило, когда минут через пять послышались тяжелые шаги Арнольда, который нес свою сумку с прибамбасами. Его массивное светлокожее лицо выглядело бледным и усталым.
— Вставай, — сказал он. — Пора идти. Ночью о безопасности позаботятся личные маги принца.
Я встал, сонно размышляя над тем, как обидно тратить столько времени на принца, который вскоре потеряет свою империю и погибнет. Откуда Романов это знает? Но во сне такое часто бывает.
Я все еще думал об этом, когда мы миновали первого солдата. Он проводил нас завистливым взглядом.
— Бедолаги простоят тут всю ночь, на случай, если кто-нибудь заложит бомбу, — заметил Арнольд.
Тут мы подошли к Чику, и Арнольд сказал:
— Время вышло. Куда сначала, в отель или поесть и выпить?
— Жрать! — воскликнул Чик, свернул свой меч в нож и потянулся. — Я так голоден, что готов сожрать этого новичка.
— Лично я предпочел бы лошадь, — ответил Арнольд, и мы пошли дальше, под павильон.
Дэйв с Пьером уже ждали нас там. Арнольд спросил и у них тоже:
— Сперва в отель или поесть?
— Поесть! — ответили оба, а Дэйв добавил:
— И выпить вина. А потом погулять. Кто знает, где тут можно поразвлечься?
Я смотрел, как они стоят и обсуждают это. После Романова они казались обычными людьми-, разве что малость зазнавшимися. Мне с ними стало немного скучновато.
Как выяснилось, Марселя никто из них не знал. С горя обратились ко мне, но и я его не знал тоже. Так что мы все просто вышли на улицу через охраняемый выход внизу павильона, и Арнольд взял такси. «Кондуире ну а юн бонг плас а монже», — сказал он водителю, когда мы все набились внутрь. Думаю, он хотел сказать: «Отвезите нас куда-нибудь, где можно хорошо поесть», но звучало это, как суахили с немецким акцентом.
Однако водитель, похоже, все понял. Он тронулся вниз, к морю. Мотор его машины жутко грохотал. Даже с учетом того, что улицы были вымощены булыжником, а такси старое, все равно я решил, что моторы тут устроены не так, как у машин, к которым я привык. Получалось раз в десять громче.
Однако же мы доехали, куда надо. Вскоре такси остановилось с диким воем, и таксист сказал: