Дед заговорил с приближающимися людьми тем громовым голосом, которым он читал молитву перед трапезой.
— Меня призывают, — сказал он, — но не за добрым делом. Идемте.
Он направил серую кобылу вперед, сорвался с поросшего травой обрыва и полетел над извилистой долиной, а прочие люди потянулись за ним темной вереницей.
В какой-то момент я была совершенно уверена, что это наверняка сон, а потом так же отчетливо осознала, что мой дед — не просто волшебник. И я устремилась по воздуху следом за ними.
В течение некоторого времени это действительно было похоже на сон. Под нами проносились голубовато-черные пейзажи, вокруг вздымались горы, вились светлые дороги и поблескивающие реки, черные леса пролетали мимо и уносились назад, время от времени мелькали желтые огоньки в домах. Эти огоньки походили на россыпи или нитки драгоценных камней, и у меня было ощущение, что они и впрямь не менее драгоценны. Но мы не останавливались ни над ними, ни перед чем другим, даже перед маленьким самолетом — он пересек наш путь, пыхтя и ревя мотором, и сидящие там люди наверняка надеялись, что мы им мерещимся. И вот наконец впереди показался смутный силуэт замка на круглом холме. Тогда мы снизились, описали вокруг него большую дугу, и мой дед спустился на землю в саду за стенами.
Опускаясь, я узнала это место — в основном по упорядоченному нагромождению палаток, фургонов и автобусов у самой стены замка. То был замок Бельмонт, где остановился королевский кортеж.
Но мы направлялись не в лагерь. Мой дед бесшумно провел своих всадников через парк к темным стенам Внутреннего сада. Потом, у калитки, свернул и повел их куда быстрее вдоль стены сада, снаружи. Я почему-то знала, что эта часть меня не касается. Я парила в темном небе и смотрела, как они три раза обогнули сад по часовой стрелке, все быстрее и быстрее. Деда все время было очень хорошо видно: на светлой кобыле, в плаще, который развевался, сверкая подкладкой, — так что со второго круга стало видно, что в руках у него появилось какое-то бледное знамя или штандарт. На третьем круге у большинства следующих за ним всадников зажглись в руках бледные огоньки. Огоньки подпрыгивали и мерцали. Всадники подлетели к калитке, описали большую дугу и беззвучно поскакали вдоль стен в противоположную сторону.
Тут у меня душа ушла в пятки, потому что скакали они противосолонь. А все, что говорили нам по этому поводу придворные наставники, сводилось к тому, что это направление связано с черной магией. Однако знания в моей голове, доставшиеся мне от женщины с больной ногой, успокоили меня. Мой дед — один из немногих, кто не подчиняется этим правилам, а калитка сада не откроется ему, пока он не объедет вокруг стен еще три раза против часовой стрелки.
И действительно, когда кавалькада появилась в третий раз, калитка распахнулась и всадники не спеша въехали внутрь. Теперь они двигались уже не совсем беззвучно. Когда я спустилась вниз и присоединилась к ним, мне стало слышно, как мягко топают копыта, как поскрипывает и позвякивает сбруя, как всхрапывают кони, успокаивающиеся после долгой скачки.
Я немного обогнала их и потеряла из виду. Я не привыкла летать в бестелесном виде. В кустах у первого водоема мерцал огонек, и я предположила, что именно там и должны оказаться всадники. Но я обнаружила там только двойное кольцо зажженных свечей. Сибилла, сэр Джеймс и мерлин стояли внутри кольца в странных позах. Мерлин держал согнутые руки над головой, как будто упирался в низкий Потолок.
— Вот… вот оно наконец! — прохрипел он. Сибилла, которая, казалось, тянула на себя невидимую веревку, пропыхтела:
— Надеюсь, уже скоро! Я держу из последних сил! Сэр Джеймс ничего не сказал. Он был самым слабым магом среди них и действительно явно трудился из последних сил, выполняя свою роль. Его потное лицо и сжатые кулаки блестели в свете свечей.
Серая кобыла взошла на бугорок рядом со мной и остановилась. Мой дед сидел на ней, пристально глядя на трех заклинателей. Лицо его было неподвижно, как мрамор, и исполнено крайнего презрения.
— Я явился, — сказал он.
Все трое, стоявшие в свечном круге, расслабились и вздохнули с облегчением.
— Оно явилось! — провозгласил мерлин.
— Слава богам! — сказала Сибилла. — Однако оно не спешило!
Сэр Джеймс стоял согнувшись в три погибели и упершись руками в колени и отдувался.
— Могущественные Силы никогда не торопятся. Они для этого слишком гордые, видите ли.
При этом в сторону моего деда никто из них не смотрел. Я поняла, что они его не видят.
— Вы призвали меня, — сказал дедушка, — у вас хватило дерзости подчинить меня своей воле. Посему предупреждаю вас, что вам дозволено призвать меня лишь трижды. Долее же вы меня удерживать не сможете.
— Оно, кажется, разговаривает, — сказал мерлин, напряженно прислушиваясь. — Гневается, похоже.
— Да они всегда ворчат, эти могущественные Силы, — раздраженно вставил сэр Джеймс — Естественно, они же не привыкли подчиняться. Давай, Сибилла, говори ему, что надо делать. А то я как выжатый лимон.
Наверное, мне надо было остаться и послушать, что там собиралась сказать Сибилла. Теперь я жалею, что не сделала этого. Но мне вдруг стало так противно! Меня просто затошнило от того, что эти трое неприятных людей призвали моего дедушку, и называют его «оно», и отдают ему приказы, хотя сами его даже не видят и почти не слышат. Кроме того, с лужайки у калитки, где остались прочие всадники, доносился шум, и мне стало любопытно узнать, чем они там занимаются. И я полетела туда.
Всадники, похоже, развлекались как могли. Одни стояли, держа лошадей под уздцы, и о чем-то весело болтали между собой, другие делали нечто вроде факелов и зажигали их от своих маленьких мерцающих фонариков. Остальные старательно топтались на лужайке, стараясь оставить побольше следов. Один человек в обтягивающем черном капюшоне тяжело топал на одном месте. Другой ходил кругами по часовой стрелке, оставляя все более глубокие и темные следы и весело хихикая. Большинство остальных заставляли своих скакунов рыть копытами землю или вставать на дыбы, а один человек водил двух странных двуногих тварей взад-вперед по сырой земле у водоема, уговаривая их и посвистывая им, как конюхи делают с лошадьми. Твари шипели и хлопали крыльями, и от них исходила непривычная вонь, однако же они послушно шлепали кривыми лапами, протаптывая дорожку.
— Это виверны, — сказал дедушка.
Он спешился и подошел ко мне. Серую кобылу он вел в поводу. Его, похоже, совсем не удивило и не рассердило, что я тоже здесь.
— А остальные что делают? — спросила я.
— Оставляют следы, — хмыкнул дед. — Лгать нам не дозволено, зато мы можем навести на ложный след. Подожди здесь.
Он снял с седла кобылы белый штандарт, на удивление проворно взбежал вверх по склону у водоема, в который тоненькой струйкой стекала вода, и воткнул штандарт в мягкую землю. Древко вошло в почву на добрый фут, и штандарт остался стоять, развеваясь на ветру. Насколько мне было видно во мраке, это был шест с надетой на него продолговатой штукой, похожей на череп, вокруг которой развевались какие-то лоскуты, смахивающие на кожу.