«Все, что нужно, чтобы получить официальный статус бродяги», — подумал я. Я сунул диск в карман и полез на следующий уровень. Естественно, я рассчитывал, что это будет двенадцатый.
Ни фига подобного. Следующая табличка, до которой я добрался, гласила: «ОДИННАДЦАТЫЙ-А УРОВЕНЬ», «Жилища 69-10042». Стрелка указывала на еще более величественную лестницу справа. А следующая табличка указывала налево и гласила: «ОДИННАДЦАТЫЙ-Б УРОВЕНЬ», «Молитвенный дом святой Язепты, колледж Верховного мастера молитв». Лестница, уходящая в ту сторону, была ярко выбелена, в то время как обычная лестница вела дальше, вперед и вверх. Похоже, уровни шли вверх по склонам не прямыми рядами, как я думал. Двенадцатый уровень был гораздо выше и совсем не такой навороченный. Ступеньки там были обшарпаны множеством ног, а табличка коротко сообщала: «МАГАЗИНЫ».
Ноги у меня к тому времени жутко болели — знаете, как бывает, когда не выспишься, — так что я вышел на двенадцатый уровень, чтобы немного передохнуть. Повсюду, насколько я мог видеть, были маленькие магазинчики и прилавки, выставленные на галерею, повсюду горел яркий свет, было шумно и весело. Тут торговали украшениями и овощами, книгами и одеждой, хлебом и игрушками. А дальше было ничего не видно за столбами. Вокруг было так весело, что я стоял и смотрел, пока не начал дрожать. Одежда на мне все еще была сырая, и когда я не двигался, то становилось довольно холодно. Я подумал о темницах под железнодорожными путями и вернулся на лестницу.
Насколько я помню, на двенадцатом-а и двенадцатом-б было написано просто «ДОМА» и номера и на тринадцатом то же самое, хотя к тому времени я уже так устал карабкаться, что не обращал особого внимания, заметил только, что ступеньки тут куда более истертые и грязные и лампы под потолком тусклее. Но на тринадцатом-б я очнулся. Указатель налево гласил «СЕКС», направо — «НАРКОТИКИ».
— По крайней мере, все честно! — пропыхтел я.
Я хотел было остановиться и взглянуть, что там слева и справа, но к этому времени мне уже казалось, что подъем длится целую вечность, и я умирал от голода. С моим здешним везением вполне могло случиться, что этот самый «один стандартный обед» подадут мне ровно в тот момент, как раздастся гудок, и я даже пожрать не успею. Так что я ускорил шаг и стал подниматься по самым раздолбанным ступенькам, потрескавшимся, перекошенным, грязным, заваленным мусором, и вот наконец выбрался на четырнадцатый уровень.
Первое, на что я обратил внимание, — это красно-белая эмалированная табличка. «ОСТОРОЖНО! — предупреждала она. — ДАЛЬШЕ ЭТОГО МЕСТА — ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ РАДИАЦИИ!»
— Ну ни фига себе! — сказал я.
Хорошо хоть, мне туда не надо! В табличках, указывающих в обе стороны вдоль четырнадцатого уровня, был перечислен целый список фабрик, а справа, в самом низу, значилось: «КАНЦЕЛЯРИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ РАБОТ. Открыто с восхода до заката».
— Ладно, — сказал я и пошел в ту сторону.
Оттуда еще и пахло едой.
Галерея здесь была куда теснее и ниже, и держалась она на тяжелых квадратных столбах, единственным предназначением которых было поддерживать радиоактивный пятнадцатый и прочие уровни, а о красоте речи не шло. Пол был черный и вроде как заасфальтированный. Но первое, что я увидел, — это целый ряд мелких забегаловок, теснившихся под столбами, а это было единственное, что меня на тот момент интересовало. С тех пор как я съел давешнюю «омлетку», прошло много часов. Я пошел вдоль ряда, присматриваясь.
Полицейский мне соврал. В окнах некоторых забегаловок висели меню, гласящие: «Жареные скоппины, 3 жетона» или «5 биндалов, 4 жетона», а в некоторых висели ряды цветных наклеек, показывающих, жетоны каких фабрик тут принимают, и только в одной висело объявление «Принимаются жетоны ОР». Пришлось пойти туда.
Это оказалась жутко тоскливая дыра под называнием «Сальная ложка», одно из тех мест, где окна запотели от готовки, а под потолком горят голые белесые лампы, почти не дающие света. К стеклянному прилавку в дальнем конце тянулась очередь. Жуткая, толстая тетка в грязном переднике раскладывала еду по тарелкам и выкрикивала что-то вроде «На биндалы одного жетона не хватает!» или «Пизлов кончился!». Взяв свои тарелки, люди устало садились за исцарапанные пластмассовые столы. Единственное, что тут было бесплатным, — это какой-то напиток, который люди наливали себе из крана в стене. Напиток был желтоватый и слегка пенился.
Я немного постоял, пытаясь разобраться в обстановке. Тут все тоже носили вышитые одежды, только вышивка была потертая, во все стороны торчали нитки, один узор накладывался на другой. Даже на переднике толстой тетки виднелись следы вышивки.
Тетка уставилась на меня и дернула подбородком. Я протянул жетон.
— За это ты получишь порцию ниплинга и колли либо клаптик.. И все, — сказала она, указав на баки с едой большим деревянным половником. — Чего тебе? Выбирай живей!
Клаптик выглядел скользким, серым и сальным. Ниплинг был белый и смахивал на картофельное пюре. На вид он казался сытным, поэтому я выбрал его. Тетка залила его оранжевым колли, потом выхватила у меня жетон и шлепнула на него огромную черную печать.
— Так что не думай, будто сумеешь использовать его дважды! — сказала она, воткнув жетон в ниплинг, как вафлю в мороженое. И вручила мне тарелку вместе с жетоном и всем прочим. — Копье и лжицу возьмешь на подносе.
Здешние столовые приборы выглядели как нечто вроде спицы и маленькой лопатки. Я взял то и другое и отнес тарелку на свободный стол. Когда я подошел, все прочие, кто сидел за столом, вроде как отодвинулись от меня. Потом они отодвинулись еще раз, когда я сходил налить себе напитка. «Ну да, — думал я, подходя к крану, — бродяга я. Если бы вы только знали, где я побывал!»
Напиток меня всерьез озадачил. На вкус он оказался ржавый и чуть сладковатый.
— А что это такое? — спросил я у женщины за соседним столиком, стараясь говорить как можно вежливее.
Она уставилась на меня, как на сумасшедшего.
— Это вода!
— А-а! — сказал я.
Я склонился над своей тарелкой и огляделся вокруг, пытаясь понять, как же пользоваться этими столовыми приборами. Спицей кололи, лопаткой ковыряли. Я тоже принялся колоть и ковырять. Положив в рот первую лопатку, я подумал, что лучше бы я взял клаптик. Ниплинг оказался острый, как хрен, а колли — тоже острый, но другой, как соленый чили. Мне пришлось еще несколько раз налить себе этой странной воды, каждый раз гадая, не отравлюсь ли я. Но я был такой голодный, что съел все до крошки. Честное слово, у меня потом сутки стоял во рту вкус этого ниплинга!
Я положил свою тарелку и стакан в баки рядом со стойкой и с радостью удалился оттуда. Мне стало куда лучше, только в животе малость пекло. Я побрел вдоль черной колоннады и наконец вышел к длинному бурому зданию почти без окон и с большой дверью, увешанной бело-синими эмалированными табличками: «КАНЦЕЛЯРИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ РАБОТ». «ОТКРЫТО С 8. 00 ДО 16. 00». «НОЧНУЮ СМЕНУ НЕ БЕСПОКОИТЬ КРОМЕ КАК ПО СРОЧНОМУ ДЕЛУ!» «БЕЗ ДЕЛА НЕ ВХОДИТЬ!» «ЖЕТОНЫ НА ДЕНЬГИ НЕ МЕНЯЕМ!», и так далее, и тому подобное. Я некоторое время стоял и читал таблички, пока не увидел одну, которая висела отдельно, у косяка. Она гласила: «ЧТОБЫ ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ, ВСТАВЬТЕ ЖЕТОН ОР», и под ней была щель, похожая на щель почтового ящика.