– Зачет, – произнес Федя непривычно тихо.
Лина села. Ну и что, подумала она, я и сама ни с кем общаться не хочу.
Так и сидела, себя уговаривала.
Показался Егор. Она глядела на него и понимала, что с ним тоже общение не светит. Ей вообще ничего не светило. Теннис? Ну разве что теннис.
– Ладно, пока, – она поднялась тяжело, как старушка. Мышцы гудели. Идти не хотелось.
Никто не откликнулся.
Егор подошел, жонглируя на ходу двумя мячами. Взгляд у него был очень сосредоточенный. Важное занятие, что тут скажешь? Взмокший от пота чуб прилип ко лбу, Егор досадливо встряхивал головой, словно жеребенок.
– Не пошел? – Спросила Карина.
Лина чуть не добавила, что это было очевидно. Что-то язык у нее сегодня за зубами не держался!
Сердито отбросив мячи, Егор взъерошил волосы. Теперь они торчали как колючки у ежа.
– Даже разговаривать не стал, – голос Егора прозвучал с непривычной горечью.
Некоторое время все четверо наблюдали, как Мик прыгает у стены. Каждый раз мяч попадал точно в квадрат. Мик двигался плавно, по-кошачьи.
– Справа не доводит слегка, – пробормотала Лина.
Егор вдруг с воодушевлением подхватил:
– Да в том-то и дело, что слегка! Ему бы еще подучиться, а не тупо стенку молотить.
Карина задумчиво высказалась в том духе, что Мик наверняка тренировался раньше.
– А наши тренировки ему типа не подходят, – проворчал Федор.
Она вздохнула:
– Ты же понимаешь, что дело не в этом! У него вон денег на приличный костюм нет!
– Да может, он идейный! Может, из принципа в рванье ходит! Мы же про него вообще ничего не знаем!
Такие споры и раньше вспыхивали. Непохожие на других – хоть в чем-то! – всегда вызывают жгучий интерес и тягу к препарированию. Лина снова подумала о себе в связи с этим. И развязала-таки язык:
– Мы знаем одно. Мик отлично держит мяч.
Егор кивнул, и опять обращаясь только к ней одной, сказал:
– Ладно, на тренировки нет денег. Но играть-то его бесплатно зовут! Меня лично заело, понимаешь? Отмахнулся и все.
Она посмотрела в упор в темные, чайного цвета глаза.
– Ну ты же из любопытства его позвал, – тихо проговорила Лина.
– Из любви к искусству! – Брякнул Федор.
– И что? И что такого? – Взорвался Егор. – Да мне любопытно, как этот парень играет, и что на корте может. А тебе нет?
– Нет.
Он развел руками. Карина похлопала его по плечу, успокаивая. Супружеским таким жестом. Лина отвела глаза и сказала:
– Вот некоторые ловят букашек, сажают в банку и смотрят, как они так смогут. Любопытно же.
Федор протянул, закатив глаза:
– Загнула!
Егор заулыбался, играя ямочками.
– А ты у нас психоанализом увлекаешься, да?
Но Лина не позволила все свести к шутке. Теперь заело ее. Столько времени она старалась не соприкасаться ни с чьей жизнью, чтобы не открывать двери в свою! Столько сил потратила, держа язык на привязи. И прочие органы, типа сердца.
Молчала. Терпела. Бегала и потела. Прыгала и задыхалась от слез.
Махала ракеткой, выплескивая боль, и агрессию, и страх.
Она знала, что у других так бывает тоже: одиночество и тоска. Но делить и делиться не хотела. Не умела?
Дождь, не переставая, гудел вокруг. Такой же, как тысячи дождей, уже прошедших и будущих. Но сегодня он смыл какие-то границы. Все стало расплывчатым, потеряло привычные очертания.
Она стоит под мостом с людьми, которых давно знает. Ее позвали впервые сами ребята, не Макс, не Палыч, не великодушные родители. Позвали, хотя могли бы и не звать.
Пусть никогда за пределами корта Лина с ними не сталкивалась. Она только представляла, как они проводят праздники, чем занимаются, когда нет тренировок, какие читают книги. Но они – и Карина, и Федя, и Егор, – два года бок о бок бегали рядом с ней. Подножек не ставили. В спину не толкали.
И вот она стоит, и корчит из себя великомученицу.
Лина решительно зашагала к стенке.
– Прямо униженные и оскорбленные! – Высказался Федор.
Но он неправильно ее понял.
Линой двигала не обида. Злость – на себя, прежде всего, – и желание сделать что-то, чего от нее совсем не ждут.
Потом она пыталась вспомнить, что говорила Мику, но не могла. Это был долгий монолог. Наверное, самый длинный за ее жизнь. Нахаленок поначалу не переставал стучать ракеткой, и, возможно, даже не слышал Лину. В какой-то момент мяч был пойман проворными пальцами, и черные глаза уставились Лине в лицо.
– Хорошо, пойдем, – сказал Мик.
И они вышли на корт под настороженными, недоверчивыми взглядами ребят. Лина уже чувствовала себя победительницей. Ей удалось заманить его в игру. Неважно, с каким счетом пройдет этот матч. Главное, что он все изменит. Она не знала, почему, но была уверенна в том, что все будет иначе после этой игры.
Мик преобразился на корте до неузнаваемости. Плавность, легкость ушла из его движений. Он снова стал скован, но вся фигура дышала решимостью и готовностью к бою. Каждый мяч Мик так лупил, словно это был его личный враг. Словно это была не игра, а драка.
При его весе и росте она не ожидала пробивных, мощных подач. Но едва приняла мяч. Мик подавал навылет, хлестко. Лина решила не атаковать, играла на удержание, и вынудила его ошибиться. Мик вдруг зарычал, как тигренок, от досады.
Со второй подачи он вколотил эйс.
Ребята зааплодировали, и Лине захотелось присоединиться к ним.
Когда дошло до счета «ровно», Мик не перестал рисковать. Его атака выглядела неумелой, но такой яростной, что Лина невольно тоже допускала ошибки. Подобные соперники встречались ей нечасто. Темпераментные и вместе с тем будто замороженные физически. Мик не только рычал, но и орал, доставая сложные мячи. При этом двигался на прямых ногах, как оловянный солдатик, поджимал руку с ракеткой, стойку не держал. Лина поставила бы ему за технику слабую четверку.
А потом игра пошла такими темпами, что уже не было времени и желания оценивать что либо. Мик повел «4:2», с каждой минутой все больше заводясь, – все громче звучал его сердитый рык и радостные вопли. Он сорвал с себя кофту, скомкав, бросил ее, не глядя, в сторону.
В перерыве, после того, как Лине удалось отыграть один гейм, Мик внезапно выскочил под дождь. Карина хотела остановить его, но парни удержали.
– Оставь, человек волну поймал, – проговорил Федя с некоторым трепетом.