Живот и штаны слишком хорошо просматривались. Чего-то не хватало.
Кака-а-ая прелесть.
Настя оттянула ворот, рванула застежки и спустила камзол с плеча. Ну да, так и есть. Все было мужским, и плечи, и грудь.
Это почему-то расстроило, очень. Тебя не поймешь, подумала Настя со злобным ехидством: есть – стесняешься, нет – огорчаешься. Это норм, ага.
Раз чего-то не хватает, то что-то должно быть лишним. Настя быстро огляделась и взялась за штаны. Снять их не удавалось: штаны как будто переходили в кожу – в ее, Настину, кожу – прямо на поясе. Поясом и переходили: идет по бедру плотная ткань вроде джинсовой, а где она становится Настиным животом, не понять ни на вид, ни на ощупь. Настя прикрыла глаза и потянула ткань вниз. Стало не то чтобы больно, но неприятно как-то, до омерзения. Настя, не открывая глаз, повела рукой по штанам. Под тканью была как будто пластмассовая канистра с теплой водой, твердая, но прогибающаяся, если надавить. Настя надавила. Стало дурно.
Ну все правильно, я Макс, причем нарисованный, смирилась Настя. Бог его знает, как там устроено у мальчишек, но вряд ли штаны врастают в пояс и так нервно реагируют на все. А вот нарисованным персонажам снимать штаны вообще не полагается. Те, кто не понял и пытается, получают, видимо, наиболее доступное им предупреждение.
Ну я поняла, да. Или понял? Да идите на фиг, колдуны из коробочки, возмутилась Настя. Я Настя Лопухова из седьмого «в» класса двенадцатой школы города Сарасовска и из ДЮСШ «Аллюр», а не нарисованный жулик и брехло MadMaxMara из дебильной онлайн-игры. Я не Макс. И не важно, где я сейчас нахожусь и как выгляжу. Это временно. И время вышло.
Настя решительно одернула камзол и вошла в пещеру. Пещера выглядела примерно так же, как на экране, – сумрачная, не очень большая, но впечатляющая, в середине площадка с синей многоконечной звездой. Звезда казалась блеклой под слоем пыли, толстым и нетронутым – как будто здесь никто не топтался буквально вчера. Было вроде попрохладней, чем снаружи, но так могло и казаться из-за того, что не видно солнца.
Настя походила вокруг площадки, вспоминая, – и решительно ступила в самый центр звезды. И сразу зазвучала музыка.
Настя зажмурилась и напряглась, подманивая ощущение полета и запрокидывания, которое вышвырнуло ее сюда, – и боясь этого ощущения.
Ощущение было другим. Глаза под веками и зубы под щеками будто затлели. Хотелось бежать, быстро, сшибая всех, кто помешает врезаться в толпу врагов, смахивая головы и руки. И музыка была другой, хоть и знакомой. Не флейта, а труба. Тот самый протяжный сигнал, после которого Макс задергался и побежал к пещере.
Я рано пришла, что ли, подумала Настя, с трудом удерживая себя на месте. Враг был недалеко, он был гадостен, как жирная личинка в компоте, и несовместим с жизнью, с ее, Насти, жизнью – поэтому требовалось прервать его, врага, жизнь, немедленно, грубо и чтобы брызги летели. Надо подождать – и тогда правильная музыка начнется, которая вернет ее домой, к маме, к нормальной кровати и к компу, к которому Настя и не подойдет больше никогда. Ждать было невыносимо, суставы хрустели, подошвы растерли пыль на звезде до голубого сияния, а пылающие ногти впились в ладони – труба звала и тащила, как быка за продетое в нос кольцо. Настя кряхтела, жмурилась, потом просто плюхнулась на задницу и впилась пальцами в землю – или в рисунок звезды, она уже не разбирала, – чтобы не сорваться в битву, зов к которой кипел по всему миру ровно по высоте Настиной головы, так, что и ее мозг кипел, требуя схватки и бойни. Не могу и не хочу, поняла Настя со счастливой радостью, поднятая с земли будто чужой всесильной рукой, – пора драться.
И все кончилось. Зов трубы, жар, хруст суставов, бешеная радость – всё. Остался звон в мышцах, утомленное разочарование в голове и размашистые следы на земле – Настя незаметно для себя успела махнуть от площадки до выхода из пещеры. Она огляделась, вздохнула, вернулась на втоптанную площадку и принялась ждать правильную мелодию. Мелодию возвращения.
Настя стояла долго, не обращая внимания на долетавшие снаружи раскаты, невнятные крики, приглушенный топот и густой запах вспыхивающей спички. Стояла, пока стены пещеры не стали невнятно-серыми, а щель входа – синее, чем потускневшая звезда под ногами. Наступила ночь, а мелодии так и не было.
Настя обошла пещеру, обтрогала все выступы и впадины на стенах, попинала каменные складки, попробовала вести носком сапога, а потом и пальцем по синим линиям, из которых получалась звезда под ногами. Нигде не открывалось никаких щелей, не нажималось никаких потайных включателей, не срабатывал никакой механизм. Флейта молчала.
Надо искать Макса, поняла Настя. Как – непонятно, он, наверное, выглядит теперь иначе, но другого варианта нет. Надо выходить, осматриваться, изучать этот мир, спрашивать людей – и рано или поздно этот гад найдется. Вряд ли их тут много, таких, кто заманивает настоящих людей из настоящего мира. Или один из таких гадов найдется, или один из тех, кого заманили, как Настю. И то и другое годится. С утра займемся.
В пещере ночевать не хотелось – пыльно, и вообще. Может, тут по ночам летучие мыши из щелей выползают. Лягу под эвкалиптом, пораньше вскочу – и на разведку, решила Настя и вышла из пещеры.
Ее сразу сбили с ног и поволокли.
Настя возмущенно пискнула, попыталась отбиться руками и ногами, но тут же замерла, потому что ей завернули руки и голову к лопаткам. В таком не располагающем к шевелениям виде Настю быстро оттащили куда-то и швырнули на траву. Под копыта.
Настя поспешно вскочила, осматриваясь.
Перед ней был отряд конников. С флангов гарцевали несколько арабов, основную группу составляли тракены, а в центре поводил мордой явный дончак. Всадники обычно интересовали Настю меньше, но сейчас ситуация была необычной. Всадниками были суровые дядьки в кольчугах поверх штанов и камзолов, похожих на Настины – Максовы, вернее, – только побогаче. И оружия у них было полно: мечи, ножи, луки с колчанами, у парочки из-за спин торчали толстые стволы, на гранях плясали лунные отблески. По лицам отблески не плясали, так что разглядеть их было сложно: ну, немолодые, небритые и неласковые, что еще скажешь.
Сзади заговорили, и Настя обернулась. Говоривший, одетый как всадники, был молодым и бритым – или борода у него еще не росла, судя по несолидности усов. Говорил он гадости:
– Сар Лангелок, вот дезертир у ваших ног. Прятался в пещере, пока мы гибли в Рысьей Пади, подлец.
– Сам ты подлец! – заорала Настя и замолчала, сообразив, что говорит не по-русски, а на языке, которого вроде до сих пор не знала.
Клеветник, который, судя по всему, и схватил Настю, кивнул и очень спокойно проговорил:
– Оскорбление из уст лжеца не удивляет, но требует пресеченья.
Он снова так же ловко сшиб Настю наземь и нагнулся, блеснув лезвием.
– Уйди, козел, чего делаешь! – завизжала Настя, отбрыкиваясь и пытаясь отъехать на спине подальше.