Пятница, 15 июля 2005 года. Начальство перекладывает вину друг на друга, расчищая почву для дальнейшей работы и готовя себе оправдания. Прошло шестнадцать дней после того, как Керр убил террориста, и восемь — после серии терактов в лондонском метро. Все винят контртеррористические организации в том, что они не смогли предотвратить события 7 июля. Оказывается, парень, которого остановил Керр, был сообщником главного смертника, Мохаммеда Сидика Хана. Он приехал из Бэтли в Западном Йоркшире и, как Хан, находился на заметке у спецслужб.
Если бы Джон Керр не казнил парня, а захватил его живым, он мог бы навести их на своих сообщников до того, как они отправились взрывать поезда лондонской подземки.
В середине дня Керра вызывают в личную переговорную комиссара, чтобы он «кое с кем встретился». Хотя за столом его ждут трое в штатском, Керр насчитывает семь чашек из-под кофе и грязных тарелок; атмосфера в комнате накалена — похоже, до его прихода они ссорились. Печенья нет, как нет и комиссара и его приближенных. Керр не удивлен. Нет смысла защищать подчиненного, который собственными руками хладнокровно убил человека. За такое по головке не погладят…
Собеседники называют Керру только имена: Бет, Хью и Нил. Все трое белые, все выходцы из среднего класса. Никаких фамилий. Они широко улыбаются, как ведущие передачи «Мы ищем таланты». Хью представляет внешнюю разведку или Секретную разведывательную службу, МИ-6. Он явно из бывших военных; тугой воротник застегнут, туфли начищены до зеркального блеска. Как будто только что с парада. Его спутница очень худая женщина; обесцвеченные волосы торчат дыбом. Керр замечает у нее на шее татуировку в виде бабочки и вспоминает, что семь или восемь лет назад, после конференции представителей спецслужб в Челтнеме, они с ней ужинали. Ели курицу по-мадрасски и запивали красным вином. Если Бет и помнит об их знакомстве, она об этом не упоминает. Годы борьбы с боевиками джихада оставили на ней свой отпечаток. Ее худоба кажется болезненной, да и бабочка безвольно сложила крылья.
Керра усаживают за стол лицом к окну. Рядом с ним никого нет. Первым слово берет представитель контрразведки, МИ-5. Керр вздыхает с облегчением, узнав, что их беседа — не допрос. Его собеседники рады сообщить ему, что никаких обвинений предъявлено не будет. Да-да, в самом деле! Они кивают и бегло улыбаются, словно разделяя облегчение Керра. Ему не придется занимать скамью подсудимых в Центральном уголовном суде Олд-Бейли.
— Да я и не ждал ничего другого, ведь вы с самого начала замяли дело… — Керр пожимает плечами. Журналисты ни словом не обмолвились о действиях Керра, потому что им никто ничего не сказал. Труп и рюкзак оперативно увезли; о неудавшемся теракте никто и не заикался. Вплоть до страшных событий 7 июля начальству казалось, что замалчивание — лучшая тактика.
Нил из полицейского управления по связям с общественностью. Он носит широкие подтяжки, а на его часах слишком много циферблатов для государственного служащего, начальника отдела. Керр отметил, что Нил отпустил козлиную бородку.
Все наперебой уверяют Керра, что он среди друзей; его часто называют по имени, что включает в его голове сигнал тревоги. Коллеги из Госдепартамента США называют такую тактику «декомпрессией», но у собеседников Керра ничего не получается. Атмосфера все равно остается напряженной. Кроме того, Керр не новичок.
Наконец, именно Керр призывает приступить к делу. Он знает, что его собеседников интересует только один вопрос: почему он пустил парня в расход, когда должен был его арестовать? Возможно, арестованный террорист рассказал бы о своих сообщниках, планировавших взрывы 7 июля, и ужас, случившийся через восемь дней, удалось бы предотвратить. Что ж, вопрос вполне законный. Керр много думал о своих действиях.
Потом вмешивается Нил и все портит. По его словам, он прекрасно понимает, что чувствуешь, когда сталкиваешься со смертником лицом к лицу. Можно подумать, он только что вернулся из Афганистана, где участвовал в ближних боях. Нил совершает крупную ошибку. Все равно что сочувствует больному в неизлечимой стадии рака. Ему хочется казаться многоопытным и искушенным, хотя всем известно, что он — обычная канцелярская крыса из Темз-Хаус. [2]
— Джон, мы должны тщательно проанализировать все, что тебе удалось выяснить о… том смертнике. И подумать, что мы могли бы предпринять с целью предотвращения терактов. — Говоря «мы», Нил, разумеется, имеет в виду только Джона Керра. Они хотят, чтобы он признал свои ошибки, а потом употребить против него все, что он скажет, и наказать его.
— То есть вас интересует, не показывал ли он мне свою страничку в Фейсбуке, прежде чем я его удушил? — негромко уточнил Керр.
— Не совсем, — ответил Нил. — Но он мог… ну, не знаю… может быть, перед тем, как он выбежал из вагона, он что-нибудь крикнул? Или в туалете, до того как… ну, ты понимаешь… Хоть какие-нибудь зацепки!
— Ты имеешь в виду, не пытал ли я его перед тем, как убить? Абу-Грейб [3] в мужском туалете на станции «Грин-парк»?
— А ты его пытал? — Хью, видимо, решил, что настало время вмешаться. Его шея распирает тугой воротник, глаза прищурены. Он больше не улыбается и не пытается снизить напряжение.
— Хрена с два, — ответил Керр, что еще больше их раздражает. — А единственная ниточка — рюкзак, набитый взрывчаткой и шрапнелью.
После такого ответа все ненадолго затихли и попытались перегруппироваться. Допрос проходит из рук вон плохо, потому что допрашиваемый не выказывает должного уровня раскаяния. Ну кто мог ожидать, что он начнет огрызаться?
Во время спарринга Бет сидела молча, опустив голову, и рисовала на листе бумаги квадратики и кружочки. Наверное, благодарила свою счастливую звезду, что много лет назад чудом спаслась…
— Парень, которого ты прикончил, был сообщником Хана, поэтому, наверное, знал о его намерениях, — сказала она, мрачно разглядывая свои прямоугольнички и кружочки. — Как по-твоему, почему он пошел на такой риск? Ведь он мог завалить все дело?
— Бет, ты же у нас специалист по мозгам, вот ты и скажи, — фамильярно ответил Керр. — Может быть, все дело в добром старом тщеславии… ну, знаешь, ему захотелось стать первым из этих психов. Ничего такого он мне не говорил, учтите! Заранее предупреждаю, если спросите.
— Мы не спросим, Джон. Что ты! — Нил опять широко улыбнутся. — Просто необходимо выяснить много вопросов. Нам нужно знать твое мнение. Могли мы что-то предпринять, чтобы предотвратить 7 июля?
— Конечно, могли! Надо было сразу все предать огласке. Сообщить об опасности простым гражданам, предупредить о возможном риске. А вы вечно все замалчиваете, вот почему все так плохо. Давно пора понять…