Джереми Томпсону было сорок два; женатый, трое детей. Керр завербовал его четыре года назад после того, как один констебль, ревностный христианин, арестовал его с другим мужчиной в лесопарке Хампстед-Хит. Они, по словам констебля, совершали «развратные действия», а затем ввязались в пьяную драку. Как только стало известно, где работает Томпсон, начальник участка, хорошо знавший Керра, позвонил ему. Керр за три минуты договорился с дежурным инспектором. Переговоры с Томпсоном в вонючей камере заняли четыре часа.
Работать с Пустельгой было непросто. Он то охотно шел им навстречу, то отказывался помогать. В плохие дни, когда Пустельга капризничал, Керр хладнокровно напоминал ему, что он спас его карьеру и брак, но Пустельга все равно упрямился.
— Это просто шантаж, ясно? — однажды закричал он по мобильному, который выдал ему Керр. — И все за то, что я один раз не туда кинул палку! — Конечно, Пустельга прикидывался оскорбленным; он просто ловчил. Оба прекрасно понимали, что рычаг давления Керра исчезнет, когда Пустельга бросит жену и во всем признается проверяющему его сотруднику.
— Я не могу достать документ, который тебе нужен, — сказал он наконец, — потому что его почти наверняка не существует.
На палубу из салона выбежали двое немецких детишек. Заметив мрачную физиономию Пустельги, они невольно попятились. Девочка нечаянно наступила ему на ногу и разразилась слезами.
— Ответ неверный. И знаешь что, Джерри? Возможно, я бы и спустил дело на тормозах, если бы Филиппа с таким пылом не порочила меня при моей начальнице. — Керру пришлось повысить голос, чтобы перекричать детский плач. Девочка кинулась к родителям. — Речь идет о жизни и смерти, Джерри, так что нечего пудрить мне мозги.
Пустельга тяжело вздохнул; он сдулся, как воздушный шар.
— Слушай, дело очень серьезное. Все началось за границей. Узкий круг из МИ-6. Все только для своих. В те дни королева и государство посылали их в разные интересные места, где можно было вести шикарную жизнь. Мальчики, девочки, все шито-крыто, особенно если ты женат. Все тридцать три удовольствия — и все совершенно неофициально.
— Хочешь сказать, их так ловили? Приманивали?
— Ни в коем случае. Просто частные вечеринки, в которых участвовали взрослые люди; все были согласны.
— Иными словами, бессовестные ублюдки трахались направо и налево, чтобы веселее было шпионить, и время от времени менялись партнерами? Что с нашим элитным генофондом?
— Они не видели причин, почему все должно измениться даже после того, как их вернули на родину и они обосновались в «Сенчури-Хаус».
Немецкие родители вернулись в салон и покупали в буфете напитки. Мальчик тыкал пальцем в Пустельгу и что-то говорил; мать семейства, державшая девочку на руках, бросала на него гневные взгляды.
— Потом, в девяностых годах, ввели тесты на детекторе лжи, и кое-кого уволили без права восстановления. Одни решили все бросить, но некоторые участники были хорошо защищены. Прошло время, и они привлекли к своим забавам нескольких начальников из нашего ведомства. Все продолжалось, как раньше, только не с таким размахом.
— Как же ты обо всем узнал? — Голос Керра гулко отдавался от бетонных стенок — они проплывали под мостом Ватерлоо.
Пустельга покосился на салон, потом отвернулся к корме, как будто туристы могли читать по губам.
— Мне рассказала одна уволившаяся сотрудница. Просто референт, ничего особенного.
— В каком департаменте она служила?
— «Джи». Международный терроризм. Официально она заявила, что хочет перейти на преподавательскую работу, но на самом деле она ушла по другой причине. Она знала, что там творится.
— Хочешь сказать, она тоже принимала во всем участие? — уточнил Керр.
— Все изменилось. Они стали привлекать для участия девочек извне. Иногда и мальчиков тоже.
— Ты имеешь в виду проституток?
— Детей. Их похищали прямо на улице.
— Где? Здесь, в Лондоне?! Джерри, перестань стесняться!
— Не в Лондоне. За границей. Я точно не знаю… Кажется, в Турции. Моя знакомая сказала, что там творились ужасные вещи.
— Из-за того, что их скомпрометировали? Когда же все открылось?
— Ничего не открылось. Все сохраняется в строжайшей тайне.
— Назови хоть какие-нибудь имена, Джерри! Ну же, выкладывай! Тебе не в первый раз…
— Подробностей я не знаю. Об этом на работе никогда не говорили.
— Ну, МИ-5 не случайно прикрывала двух головорезов на Марстон-стрит. Кто-то из твоих начальников наверняка в курсе. А если они не входят в тот, как ты выразился, узкий круг, то кого они покрывают?
— Не знаю. Клянусь!
— Может, мне записаться на прием к их боссу и прямо спросить?
— Господи Боже! — Керру показалось, что Пустельга вот-вот расплачется. — Пожалуйста, не надо!
Они стояли молча и наблюдали, как здания парламента постепенно скрываются за поворотом. Корабль двигался к Саутуарку.
— И как твоя подруга все узнала? — спросил наконец Керр.
— Она мне не подруга. Мы с ней едва знакомы. — Агент Керра перешел на левый борт и стал смотреть на «Президент», старый тренировочный корабль военно-морского флота. — Она подписала обязательство о неразглашении и обещала пожизненно хранить молчание, напилась, пригласила меня к себе домой и переспала со мной. Она проболталась, когда мы после решили выкурить по сигаретке. А потом классно отсосала мне. — Пустельга глубоко вздохнул. — Похищения поставлены на поток. Кажется, она говорила, что похищенных контрабандой ввозят в Великобританию для сексуальной эксплуатации, а потом они исчезают. Больше о них никто не слышит.
— Точно? — недоверчиво спросил Керр.
— Не знаю. Повторяю, она в тот день здорово напилась. Да и я тоже. Мы оба были в стельку.
— Погоди… я попробую повторить. За незаконным ввозом в страну детей стоят высокопоставленные служащие? И, судя по всему, это продолжается до сих пор?
— В семье не без урода.
— Прекрасно! После твоих слов мне стало гораздо легче. Итак, они поставили дело на поток. Детей похищают, насилуют и убивают. Я бы сказал, Джерри, это настоящая сенсация. А ты как считаешь? Те, кого обвинили в пытках членов «Аль-Каиды», нервно курят в сторонке! Ну, и что же предприняла в связи со всем этим твоя подруга?
— А что она могла поделать?
— Например, доложить по начальству.
— Не знаю. К тому времени, как она мне призналась, она уже у нас не служила. А когда ты уходишь со службы, назад пути уже нет.
— Интересно, почему она призналась во всем человеку, которого почти не знала?
— Джон, так часто поступают люди в состоянии стресса, — внезапно отрезал Пустельга, — или те, на кого сильно давят… Уж кому и знать, как не тебе!