— Юрий, мне сейчас очень нелегко. Я думал, Ольга вам сказала. Мы с ней оба меняем свою жизнь; она хочет учиться. — Карл мысленно поморщился. Он как будто о чем-то просил, а Карл Сергеев еще никогда в жизни не выступал в роли просителя. Теперешняя его роль ему совсем не нравилась.
— Успокойтесь, Карл. Поверьте, то, что было вчера, — ерунда. Нудная торговая делегация в Хайгейте, а не какой-нибудь прием вашей Британской киноакадемии. После переговоров был фуршет; мы немного выпили. Вы ведь знаете, как люди проводят время на таких мероприятиях. Мне приходится бывать на виду, и я беру с собой Ольгу. Рядом с ней лестно находиться… Вы ведь понимаете, насколько важен имидж для успеха?
Гошенко выпрямился и посмотрел на Карла, давая понять, что разговор окончен. Квадратный, широкоплечий, широколицый, он был пострижен почти налысо; его серые глаза, когда он говорил, все время щурились. Долгий и богатый опыт приучил его к тому, что рано или поздно ему все уступают. Ростом он был ниже Карла, но его поза и манеры излучали властность. Хотя Гошенко был миллионером и мечтал вписаться в атмосферу лондонского Сити, контора у него выглядела на удивление старомодно. Фирма его носила ничего не говорящее название «Игл секьюрити сервисиз», а в Лондоне Гошенко открыл «международную штаб-квартиру», хотя его клиентами были в основном богатые русские эмигранты, жившие в Европе или на Ближнем Востоке. Гошенко одевался по-западному, покупал дорогие машины и вел шикарную жизнь; в желтой прессе его называли плейбоем. Но его контора на Белгрейв-сквер чем-то неуловимо напоминала Советский Союз.
Тяжелые шторы никогда не раздвигались, поэтому, когда приезжал Гошенко, в кабинете постоянно горела огромная хрустальная люстра. На массивном дубовом столе ничего не было, кроме компьютера и телефона. Гости вначале обращали внимание на сам стол, покрытый затейливой резьбой, и только потом на хозяина кабинета. Гошенко сидел в большом мягком кресле, похожем на епископский трон; спинка возвышалась на добрых три фута над его головой. За столом для переговоров без труда размещались восемь человек; когда Гошенко обхаживал особо важных гостей, усаживал их на черные кожаные диваны и угощал водкой, которую доставал из богато инкрустированного бара.
Ольга говорила Карлу, что все это напоказ и призвано произвести впечатление на жителей стран Запада, привыкших к обстановке из нержавеющей стали. Но, что бы в Сити ни думали о Гошенко, его гости, которых Карл развозил по домам, восхищались его вкусом и деловым чутьем.
Гошенко и Карла усадил в мягкое кресло. Карл неловко устроился на краешке, понимая, что Гошенко намеренно ломает стереотип отношений. Гошенко хозяин, он — слуга; но Гошенко хочет его обаять.
— Она только сопровождала меня. — Гошенко улыбнулся, хлопнув Карла по колену. — Ну, и после мы немного выпили. Она ведь сказала, что я доставил ее назад целой и невредимой? Карл, повторяю, она нужна мне для дела, а не для удовольствия.
После того как Карл вихрем вылетел из квартиры Ольги, он два часа блуждал по берегу Темзы в Хаммерсмите. К ней он вернулся лишь в четвертом часу утра. Он чувствовал себя совсем разбитым после дружеской вечеринки и ссоры. Все это отражалось на его лице. Карл понимал, что внешность сейчас работает против него.
— Юрий, она больше не хочет заниматься эскорт-услугами.
— Я попросил ее, и она сразу согласилась, — рассмеялся Гошенко. — Бросьте, Карл! Вы ведь знаете: все красивые девушки любят быть в центре внимания… И хватит об этом. У вас усталый вид. За последнее время на вас много всего свалилось. Попробуйте помириться с женой, отдохните. До завтра!
— Юрий, понимаете, мы с Ольгой… не знаю, говорила ли она вам, но мы с ней теперь вместе. Она собирается поступить в колледж. В Илинг, на психологический факультет. Заявление подаст сегодня.
— Карл, я сразу перейду к делу. — Гошенко больше не улыбался и заговорил тихо, исключая всякую двусмысленность: — Вид у вас дерьмовый. Я не могу держать у себя пьющего водителя. Друг мой, вам нужна эта работа. И не говорите, что готовы все бросить ради обыкновенной шлюхи.
Карлу захотелось ударить Гошенко, но он вышел, не говоря ни слова. В голове звенели последние слова его нового босса. Он понимал, что Гошенко нарочно оскорбил и Ольгу, и его самого. Только дурак надеется на совместную жизнь с женщиной, которая торгует своим телом! Одержимый своей красивой любовницей, Карл чувствовал, как постепенно улетучивается его самоуважение. А Юрий Гошенко, который вроде как спас его, внушил ему комплекс неполноценности.
Выйдя от Гошенко, Карл поехал к детям, как он и обещал Нэнси. Около половины шестого он уже стоял у дома. Дети высматривали его, прижавшись носами к стеклу. Забравшись в машину, они снова спросили, почему папа с мамой больше не дружат. Он отвез их в ближайшую закусочную и уже наполовину съел чизбургер с картошкой фри, когда вдруг сообразил, что забыл в «Игл секьюрити сервисиз» свой телефон. Когда он привез детей домой, он спросил Нэнси, можно ли ему войти и поговорить, но она захлопнула дверь перед самым его носом, как только дети переступили порог.
Свой мобильник он нашел в клетушке, которую отвел ему Гошенко в дальнем конце коридора, застеленного пыльной ковровой дорожкой. На мобильнике он увидел текстовое сообщение от Ольги — по-русски: «Привет милый ув. ок. 10 с психол все хор лол ххххх». Он улыбнулся про себя и выключил свет.
Проходя мимо кабинета Гошенко, он услышал голоса. Карл заметил, что дверь приоткрыта, и подошел к ней вплотную. Из кабинета доносились красноречивые стоны; слышался скрип дерева. Карл заглянул в щель. Прямо перед ним мелькали голые ягодицы Гошенко. Он занимался сексом с полуобнаженной Ольгой, которая сидела, выгнувшись, на его письменном столе.
Карлу хотелось убить обоих на месте. Он связал с ними свое будущее, а они предают его. А ведь и его работа, и личная жизнь зависят от них! Под конец Гошенко хрипло вскрикнул от удовольствия.
Может быть, он недостаточно любил Ольгу или ненавидел Гошенко; может быть, внутри у него все онемело — или он просто боялся потерять жалкую временную работу. Или ему показалось, что все справедливо: он бросил жену и должен понести наказание. То, что он увидел, могло совершенно раздавить его. И все же, поколебавшись секунду, Карл ушел на цыпочках. В себя он пришел только на улице, когда искал ключи от машины. Более трусливого поступка он в жизни не совершал.
Среда, 19 сентября, 20.17, бар, Вестминстер
Пока Карла терзали сомнения насчет совместного будущего с Ольгой, Джон Керр встречался со своим прошлым. Бар в подвальчике у Трафальгарской площади находился недалеко от штаб-квартиры «Эмнисти Интернэшнл». Поэтому обычно он встречался с Робин, матерью Габриэллы, именно там. Бар устроили в бывшем погребе, поделенном на мрачные арки с низкими потолками. Стены и своды были закопченными; воздух сизым от свечей и сигаретного дыма. Зато вино там наливали отменное. Владелец как будто запер свои двери во время Второй мировой войны, когда бомбили Лондон, а недавно заново открылся, не успев как следует прибрать. К стенам с облупившейся штукатуркой были прикреплены фотографии и плакаты с рекламой растворимого шоколадного порошка «Овалтин» и дешевых сигарет; Робин всегда смеялась над портретом грозного Уинстона Черчилля рядом с входом.