Терпение мое кончилось – с гневным рычанием я хватаю Серхио за грудки:
– Немедленно прекрати ломать эту комедию! Не играй со мной в игры. Ты можешь прямо сказать мне, кого учуял?
Серхио смотрит мне в глаза с наигранным изумлением – словно не может понять, из-за чего я так раскипятилась. А потом задумчиво хмурится и качает головой:
– Нет, душа моя… Боюсь, что не могу. – Я снова рычу, и он вскидывает брови: – Не потому, что хочу тебя позлить. Просто я на самом деле не уверен. Я не играю, Марина, – бог с тобой, я понимаю, что это вовсе не смешно. Мне действительно нужно все еще раз обдумать – пройтись по городу и навести кое-какие справки. Дайте мне время… ну хотя бы до завтрашнего вечера. Думаю, я смогу все выяснить и пойму, есть ли опасность, или все это ложная тревога.
Влад возмущенно отзывается на эту тираду:
– Как это может быть ложной тревогой, если чертова скотина загрызла моего кота?
Сережа смотрит на моего рассерженного возлюбленного с меланхолически-философским выражением лица:
– Люди – очень темпераментные существа. Как с вами все-таки трудно… Поясню: вполне возможно, что злого умысла не было – произошел просто несчастный случай. Прискорбный, не спорю. Но несчастный случай – не более. Чтобы понять это наверняка, мне нужно найти твоего гостя. Найти его могу только я. Если это тот, о ком я думаю, – он не станет ни с кем, кроме меня, разговаривать. Он скрытен… О боже, просто поверьте мне – я в самом деле не могу просто так вам сказать о своих подозрениях. – С этими словами Серхио встает с пола, бросает на ставшую уже совсем темной комнату еще один задумчивый взгляд и вспрыгивает на подоконник. Развернувшись ко мне, он говорит мягко: – Не волнуйся ни о чем. Просто будьте вместе – этого достаточно, чтобы обезопасить Влада. Завтра ведь суббота, верно? Значит, вам нет нужды расставаться. Я позвоню завтра вечером. Да, давайте-ка я возьму несчастное животное и похороню его. Мне все равно надо идти – а вам двоим зачем лишний раз мокнуть под дождем? Давай его сюда, Влад. Вместе с полотенцем – вряд ли ты им еще будешь пользоваться, после такого-то… Вот так… Ну все. Adios.
Секунда – и он уже исчез за окном, и его скрыла пелена моросящего дождя, сменившего вечерний грозовой ливень.
Влад смотрит на меня в полумраке и устало пожимает плечами:
– Что это было?
Я пересекаю комнату, чтобы сесть на кровать рядом с ним.
– Это был Серхио в своем репертуаре. Ни слова в простоте. Иногда мне кажется, что он меня с ума сведет. – Влад криво усмехается – ему приятно, когда не нужно изображать, что ему нравится Холодов. Я поднимаю указательный палец: – Но – но… За одно я могу поручиться: если он сказал, что прямой угрозы нет, – значит, это правда.
Влад недоверчиво качает головой:
– Почему я должен ему верить? С какой стати ему обо мне беспокоиться?
Я целую его в лоб.
– Дурачок. Он не станет беспокоиться о тебе, это верно. Но он не будет обманывать меня. Потому что знает, что я его никогда не прощу. Потому что знает, как ты мне дорог.
В ответ на это Влад ничего не говорит – он только вздыхает и кладет голову мне на плечо. Мы сидим вместе, усталые, – даже я чувствую себя утомленной, пусть не физически, а эмоционально. Но мы счастливы.
Подумать только – впервые за год я могу остаться у Влада! Мне неприятно, конечно, думать, что это стало возможным только благодаря смерти невинного животного. Но и вовсе не радоваться я не могу. Все-таки я вампир, и мысль о том, что мое давнее желание наконец осуществится, доставляет мне большое удовольствие.
Влад находит губами мои губы. Его глаза закрыты. На его прекрасном лице лежит отсвет уличного фонаря, и по нему скользят тени, которые оставляет бегущая по оконному стеклу вода.
Мы целуемся.
За окном шумит дождь.
Нервы у меня в последнее время стали ни к черту.
Может быть, я просто устал. Но может статься, что нормальному смертному человеку просто нельзя находиться все время в непосредственной близости ко всякой потусторонней жути. Я люблю Марину. Мне нравится ее мир. Но я всего лишь человек – у меня силенок недостает, чтобы держаться «на уровне» с бессмертными существами.
Но будем откровенны: мне, конечно, не все нравится в ее мире. Прежде всего – то, что я так мало о нем знаю. Меня раздражает таинственность, которой окружает себя эта разветвленная семейка кровососущих. Задаешь им простой вопрос или сложный – задаешь им ЛЮБОЙ вопрос, и они начинают загадочно хмуриться, закатывают глаза, склоняют головы набок и молчат. Или бормочут что-нибудь невразумительное. Их обещаниям нельзя верить. Естественно – они могут обещать смертному все что угодно, выполнять-то это не обязательно. Беседовал бы я с мухой – что, меня бы беспокоило ее моральное состояние, ее любопытство? Стал бы я ей что-то обещать? То-то.
Нет, я не говорю что Марина считает меня мухой. Но мне кажется время от времени, что она воспринимает меня… недостаточно серьезно. Солидности мне не хватает в ее глазах. Опять же естественно. Откуда ей взяться, этой солидности? В ее глазах я хрупкое существо, которое нужно оберегать и защищать, как ребенка. И скрывать от него правду. И самое противное, что так оно, конечно, и есть – в какой-то мере. По сравнению с ней и ее семьей я и правда очень хрупкий, и им приходится меня защищать. Однако я не ребенок – я заслуживаю правды.
Но как раз правды-то я от них добиться и не могу.
Началось все с того, что Холодов конечно же нас обманул. То есть, возможно, перед Мариной он обещание и сдержал – он позвонил ей на следующий вечер после смерти Баюна и сообщил о результатах своих исследований. Слушая его, Марина неподвижно смотрела в стену перед собой и бледнела с каждым словом – вот уж не думал, что она может стать еще бледнее обычного. Она бледнела и кивала, и в голосе ее, когда она задавала уточняющие вопросы, звучало напряжение. «Ты уверен?.. Это действительно так?.. Невероятно!.. Хорошо. Я тебе верю. Но ты ответишь мне головой, если ошибся. Ты меня знаешь – я не шучу». А потом Марина захлопнула крышку телефона, обернулась на мой вопросительный взгляд – я ждал, конечно, что она расскажет мне новости, – и сказала с непроницаемым выражением лица: «Опасности для тебя нет. Это был несчастный случай. Тот, кто в нем виновен, не побеспокоит нас больше».
И все!!! Больше я не услышал от нее никаких объяснений, хотя, видит бог, я ее расспрашивал так настойчиво, что она даже зашипела и выпустила на секунду клыки. Не потому, что собиралась на меня напасть, – видимо, просто в самом деле сильно разозлилась и на мгновение потеряла контроль над собой.
Холодов при нашей следующей встрече вообще сделал вид, что ничего не было и говорить нам не о чем. Они с Мариной словно сговорились и аккуратно отодвинули меня на обочину – за границу своего мира.
Впрочем, скорее всего, они действительно сговорились.