А ведь страшно представить, что он мог бы сейчас сидеть в Кремле, под присмотром таких вот… Морозовых и Матвеевых. Мог бы.
Если бы в свое время за него не взялась Софья…
Сонюшка, сестренка любимая…
Детская память избирательна. Алексей хорошо помнил детство, помнил нянек и мамок, помнил, как их разогнали, а к нему приставили воспитателей, которых он невзлюбил.
Помнил их бегающие глаза и почему-то жадные толстые пальцы в богатых перстнях.
И – скуку.
Какими же тоскливыми казались ему уроки, какую зевоту нагоняли буквы и цифирь…
Тогда он еще не знал, сколько за ними скрыто всего интересного, нужного, важного.
Зато сейчас!
Леша не обманывал себя, ему еще предстояло работать и работать, учиться и учиться, но первые шаги были сделаны достойно. И главное – он приобрел вкус к жизни.
А началось все с маленькой сестренки, которая как-то раз предложила ему поиграть.
Хотя это внешне Сонюшка маленькая, разум у нее такой, что иногда он на нее смотрит, как на старшую сестру, а то и маму. И Сонечка его любит, он-то видит. Она, конечно, скрывает, не показывает, но иногда у нее такой взгляд становится, что мальчишка понимает – за него сестра любого порвет. Зубами глотку перегрызет.
И этот взгляд ценнее сотни уверений в верности и преданности.
Не то, что другие сестры.
Дуняшка, Марфуша, Катенька, Машенька…
Любит он их всех, а вот огонек горит только в Софье. А остальные это видят, ну и завидуют. Как-никак она с Алексеем всюду, а они в Кремле сидят ровно. И не учатся ничему, да и не надо им…
Тетка Татьяна намекала, чтобы привезти сюда царевну Марфу, но Алексей пока тянул. И Софья-то была нарушением традиций. А Марфа ему тут и даром не нужна. Вдруг батюшке в голову взбредет, что Сонюшку тоже надо в Кремле затворить и никуда не выпускать?
Ох, не надо…
Никому бы не признался Алеша, но своей жизни без Софьи рядом он уже и не мыслил.
Привык, что есть кто-то, с кем всегда весело, интересно, кто расскажет, покажет, объяснит, научит, подаст новую идею… он и сам был не лыком шит, но не сравнивать же разум средневекового мальчишки – и разум переселенки, которая в своем веке прошла огонь, воду и триста метров канализации?
У Софьи было совсем иное мышление…
Алексей воспринимал мир цельным и необъятным. Софья полагала, что его можно разложить на составляющие и структурировать, и пыталась привить этот подход мальчишке. Получалось своеобразно, влияние шло в обе стороны, и если Алексей все чаще мыслил, как мальчишка двадцать первого века, жил все стремительнее, стараясь угнаться за своей сестрой, то Софья все чаще старалась как-то смягчить свой характер, а там маска и постепенно приросла к лицу.
Хищница просыпалась, только когда что-то угрожало ее близким. Но об этом Алексей не знал. А и знал бы – ничего бы не поменялось. Любимых людей по мелочам не ругают.
Любимых и близких.
– Сидишь, ждешь?
Рядом на подоконнике устроился Иван Морозов, не спрашивая разрешения.
Лешка пихнул его в бок, просто так, без злобы, чтобы дать выход энергии.
– Ты как к царевичу подходишь, холоп?
– Ох, не велите казнить, вашество, велите миловать! Сами мы не местные, деревня деревней, сопли подолом вытираем. – Ясные глаза друга были веселыми и шальными.
– Вот и вытирал бы себе…
Алексей тоже улыбался.
И как это раньше он без такого друга жил? Ни посмеяться, ни побегать, ни подраться, ни вместе поучиться, посоревноваться, да и Ванька, когда приехал, тем еще мышонком был. Это сейчас мальчишка силы набирает, ну да и он сам не отстает…
А все, опять же, Сонюшка.
Не вытащила бы она его сюда, не было бы ни школы, ни друга, ни свободы, вкус которой уже почувствовал Алексей… и за свое он готов был драться. Князья?
Да хоть бы и с целым миром!
И Иван и Софья были – его.
Родные, любимые и, что не менее важно, любящие.
Он бы убил ради них, но и знал, что может доверить и сестре и другу свою спину. А они, в свою очередь, готовы были уничтожить любого, кто посягнет на Алексея.
– А вот и Фрол…
Голос друга оборвал мысли Алексея.
– Вань, позови его ко мне, а?
Иван кивнул. Он отлично понимал, что царевичу предстоит нелегкий разговор. Но вот насколько нелегкий…
* * *
Скрывать от Фрола Алексей ничего не стал. Не то шило, которое можно в мешок запихать. Честно сказал, что ездил к отцу, требовал разобраться и получил категорический отказ.
Фрол потемнел лицом, понимая, что правды тут не найдет, но Алексей поднял руку.
– Постой на меня ругаться. Супротив отца я пойти не могу. Но перед иконой, – мальчишка перекрестился на светлый угол, из которого строго взирала Богородица, – клянусь тебе, что разберусь в этом деле и накажу тех, кто виноват. Пусть даже и прогневается на меня отец, только не по совести это! Нельзя так…
Фрол только головой покачал.
И откуда что взялось у мальчишки?
Но ведь не лжет, это видно.
Что ж.
Поверим. Но…
* * *
Чем для Софьи был еще мучителен семнадцатый век – это отвратительно низким информационным оборотом. Пока там спишешься, пока то да се – полгода пройдет. Софья, недолго думая, попросила построить в Дьяковском и на территории школы нечто вроде телеграфной башни – уменьшенную копию, из самых первых – и принялась налаживать их работу.
А что они представляли, первые-то?
Самый первый – вообще мельницу ветряную обыкновенную. Крылья останавливали в нужных положениях – вот тебе и сообщение.
Или гелиограф. Тут еще проще, было б небо ясным.
Маленькая заминка была за табличкой символов, но разве это проблема, когда у тебя полная школа мальчишек – и все с фантазией, и всем интересно…
Дай задание, через три дня собери результат и выбери лучшее.
И ведь получилось.
Чего другого, а ветряных мельниц по селам хватало, просто никто их так использовать не додумался. Теперь оставалось дело за малым – персонал. А то кто будет все это передавать?
Телеграфист должен отвечать трем условиям.
Быть грамотным – первое.
Быть в авторитете – второе.
Жить в том месте, где находится мельница, – третье.
И где столько умных набрать?
После недельного размышления Софье пришло в голову, что в каждой деревне должен быть поп – ну, в идеале… что они – откажут, если царь-батюшка попросит?