Войдя, Иосиф Виссарионович сел за стол и жестом указал Белову место напротив, в кресле под белым полотняным чехлом. Саша уселся, и Сталин вопросительно посмотрел на него.
– Товарищ Сталин, у меня к вам два вопроса и одна просьба.
Сталин улыбнулся в усы. Улыбка вышла хитрой, лукавой.
– Какой вы счастливый человек, Александр. У вас ко мне только два вопроса, а у меня к вам столько вопросов, что я даже сосчитать их сейчас не могу! – Он набил трубку, закурил и предложил: – Давайте начнем с ваших вопросов. Так будет проще.
– Вопрос первый, – Белов поднялся. Достал из прорезанного кармана браунинг и положил его на стол перед Сталиным. – Вот.
Тот взял пистолет в руки, внимательно осмотрел его, а потом спросил у Саши:
– Я его уберу, ладно? Мне кажется, что оружие – не самая подходящая игрушка для молодого человека ваших… – тут он чуть запнулся, но тут же продолжал: – Ваших нынешних лет. А вы как считаете?
– А я считаю, что вас охраняют не просто плохо, а преступно плохо. А если бы это был не я, и вся история с покушением – хитрый ход, рассчитанный на то, чтобы подобраться к вам? Ведь меня даже не обыскали.
Иосиф Виссарионович молчал. Очень долго молчал. Затем спросил спокойно:
– Патроны запасные есть?
– Нет, – честно ответил Белов. – Было всего три обоймы, две истратил в Калинине…
– Где?
– Это – потом, честно. Это не так важно. Важно то, что я мог пронести и больше, а вообще-то любому человеку вполне достаточно одного патрона. Смотря куда попадешь, а попадать я умею. И, к сожалению, не только я…
Снова долгое молчание.
– Хорошо, товарищ Саша. Я скажу Власику.
Белов вздохнул и покачал головой. Они снова чуть-чуть померились взглядами, потом Сталин снова улыбнулся, но это была улыбка охотящегося тигра:
– Хорошо, товарищ Саша. Я передам Власику, чтобы он внимательно выслушал ваши советы и принял их на вооружение. Второй вопрос?
– Товарищ Сталин, я очень хотел бы поговорить с человеком, который покушался на вас. Есть один очень странный момент…
– Вы хотите сказать, товарищ Саша, что до самого последнего момента никто не знал, что я буду выступать на заводе, а этот человек заранее пробрался и подготовился, да?
Белов молча кивнул.
– Я тоже об этом думал, – Иосиф Виссарионович глубоко затянулся и выпустил клуб дыма. – И тоже хотел бы поговорить с этим человеком.
– Товарищ Сталин, а можно мне…
– Полагаю, что это будет полезно, – Сталин кивнул и взял трубку телефона. – Соедините меня с ГУГБ.
Последовали несколько секунд ожидания.
– Товарищ Ягода? Скажите мне, товарищ Ягода: как продвигаются дела по расследованию попытки покушения на ЗиСе?
На другом конце провода что-то заговорили, но видимо, это не удовлетворило Сталина, потому что он прервал собеседника:
– Я бы хотел ознакомиться с протоколами допросов задержанного на месте преступления. Кстати, кто он, как его имя и откуда он родом?.. ЧТО?!!
Должно быть, невидимый собеседник ответил нечто такое, от чего Иосиф Виссарионович утратил свою обычную холодную невозмутимость и буквально проорал последнее слово. Он еще несколько минут слушал, что отвечают ему из ГУГБ, затем коротко бросил ледяное «Нет», еще через пару минут добавил: «Благодарю вас, товарищ Ягода», повесил трубку и повернулся к Белову.
– Нам не удастся поговорить с задержанным, товарищ Саша, – произнес Сталин с какой-то странной интонацией. – С ним никому не удастся поговорить, если, конечно, придерживаться материалистических взглядов на окружающий мир…
– Убили? – быстро спросил Белов. – Попытка к бегству или автокатастрофа?
Глаза Сталина остро блеснули из-под лохматых бровей:
– Папитка к бэгству, – от волнения его кавказский акцент усилился. – Ви уже аб этом думалы, таварищ Саща?
Белов кивнул:
– Да, товарищ Сталин. И поясню, почему.
Он кратко изложил историю падения Ягоды, взлета и крушения Ежова, приход к руководству Берии. А в конце, не удержавшись, добавил:
– Самое главное, вы тогда сказали, что вас пригласил ваш друг Хрущев. Но после вашей смерти, простите, товарищ Сталин, именно Хрущев уничтожит всю команду Берии, выпустит всех троцкистов и до последнего будет очернять ваше имя. Он – не ваш друг, он ненавидит и боится вас. И по его дальнейшему поведению: его называли «волюнтаризм», но по факту это – обычный троцкизм.
Нависла долгая и тяжелая пауза. Сталин ходил по кабинету, нервно отмахивая одной рукой и пуская клубы дыма из трубки. Наконец он снова сел, аккуратно выбил трубку в старенькую чугунную пепельницу в виде виноградного листа и поднял глаза на Белова:
– А о чем вы меня хотели попросить, товарищ Саша? – спросил он совершенно спокойно. – У вас, как я помню, была просьба?
Александр рассказал о Вере Степановне и попросил разрешения с ней связаться. Иосиф Виссарионович, подумав, кивнул головой:
– Хорошо. Я думаю, будет лучше, если вы съездите к ней сами. Думаю, что завтра, в выходной день это будет легко устроить. А теперь, – он вздохнул, – если вы не против, давайте вместе подумаем: что нам делать с бывшим ОГПУ, в котором окопались троцкисты?..
Белов просидел в сталинском кабинете до самого обеда. После того, как все снова сошлись за одним столом и поели простой ухи и котлет с картофельным пюре – все, правда, отменного качества и вкуса! – Сталин уехал в Кремль, предоставив Александру самому вживаться в коллектив сверстников. Вернее тех, кто по виду был его сверстниками – о том, как вживается Белов-Ладыгин в коллектив сверстников по истинному возрасту, Иосиф Виссарионович уже составил свое мнение.
День был жарким, но не душным. Дети вышли из дома и, найдя какую-то опушку, развалились на траве. Василий и Артем затеяли было возню, в которую попробовали втянуть и Белова, но тот легко увернулся раз-другой, и мальчики оставили свои бесплодные попытки. Светлана, занявшаяся какими-то своими девичьими хлопотами, с надеждой посмотрела на Сашу: вдруг он проявит к ней интерес и присоединится к ней? Но, увы, этим надеждам не суждено было сбыться, и, печально вздохнув, девочка вернулась к своим делам.
Александр лежал на траве, раскинув руки, смотрел в бездонное пронзительно-голубое небо, грыз травинку и думал о том, чем можно еще помочь Сталину и что надо сделать в первую очередь. Как и большинство своих настоящих сверстников, Александр Ладыгин относился к Сталину с глубоким уважением, считая его организатором великой Красной империи – той самой, что выстояла в войне, подняла человека в космос, создала мощную промышленность и могучую науку. Ну а если и были недочеты, недогляды и недосмотры, так на то Иосиф Виссарионович и человек, а не господь-бог…
Василий о чем-то заговорщицки пошептался с Артемом и аккуратно пихнул в бок Белова: