Светлана, терпеливо просидевшая два урока в вестибюле возле раздевалки, чтобы пойти домой вместе с братьями, уверенно завладела рукой Александра и принялась расспрашивать его об оценках, о предстоящем походе в планетарий и вообще – обо всем на свете. При этом она старалась не замечать, что Белов о чем-то глубоко задумался и иногда отвечает невпопад. Зато когда Василий с Артемом перемигнулись и швырнули свои сумки в них, Саша каким-то очень обыкновенным движением заслонил Светлану и как будто вынул обе сумки из воздуха. Они закачались у него на руке, а Сашка, не сказав ни слова, стряхнул их на мостовую и снова протянул руку Свете, продолжая размышлять о чем-то своем.
Уж очень многое в повседневной жизни казалось Саше странным, иногда – глупым и даже раздражающим. Ну, вот что это такое: платить в трамвае в зависимости от того, до какой остановки ты едешь? За каким чертом понадобилось вводить какую-то шестидневку, когда есть понятная, всем удобная неделя? Как это так вышло, что велосипед можно купить, только предъявив паспорт, а мотоцикл – просто за деньги, хотя и немалые? Почему малокалиберную винтовку или охотничье ружье в магазине приобрести может любой гражданин, и никто больше даже не вспомнит о факте такой покупки? И отчего в магазине буханку невнятного ржаного хлеба продадут только по карточкам, а здоровенного, обалденно пахнущего и невероятно вкусного – просто тающего во рту! – копченого леща – безо всяких ограничений и по вполне божеской цене? Непонятно, неправильно, вздор!
– Эй, товарищи учащиеся! – размышления Белова прервал громкий оклик. – Подите-ка сюда!
Ребята обернулись. На крыльце школы стоял Евгений Михайлович Новиков и призывно махал им рукой.
– Вот что, товарищи, – сказал он, когда вся четверка подошла поближе. – Есть у меня к товарищам юношам предложение. Не хотите в дворец спорта Авиахим [170] прогуляться? Светлану я не приглашаю – ей там будет не интересно…
– Полагаю, что вы ошибаетесь, товарищ преподаватель, – вставил Сашка, заметив, что Светлана обиделась. – Ей будет ничуть не менее интересно, чем нам, верно, Светик?
– Ага! – просияла девочка, ободренная тем, что ее Саша заступается за нее. Впрочем, как и всегда.
– Ну что же, – кивнул Новиков. – Тогда пошли?
– Одну минуту… – Белов удержал уже рванувшуюся вперед Светлану. – Нам бы сперва позвонить и предупредить: куда и с кем мы пошли.
В принципе, несмотря на подготовку Евгения Михайловича, Саша был уверен, что справится с ним относительно легко: спецподготовки рукопашника у Новикова не наблюдалось. Но мало ли что? Да и Николая Сидоровича лишний раз нервировать не стоит.
Он сделал звонок из приемной Грозы, и они впятером зашагали по осенним улицам в сторону трамвайной остановки. Новиков пояснил, что им надо ехать на Ленинградское шоссе, и Белов удовлетворенно кивнул: как он и предполагал, их путь лежит на стадион «Динамо».
Трамвай потряхивало, вагон раскачивался на рельсах, и вместе с ним качались все пассажиры, словно море волновалось. Белов с интересом разглядывал знакомо-незнакомые места. Ленинградский проспект из его будущего был совсем другим, так что смотреть в окно было любопытно.
Вот, судя по запаху, они миновали кондитерскую фабрику «Большевик», но как Сашка ни старался, разглядеть ее корпуса он так и не сумел. Зато Дом пионеров [171] оказался на своем прежнем месте, чем несказанно обрадовал Александра, потянувшегося к нему, словно к старому знакомому.
– Что, Белов, общежитие НКВД понравилось? – спросил Евгений Михайлович, заметив непроизвольное движение Сашки. – Буржуйский особняк, в нем разные кровопийцы жили, а теперь вот – Карающий меч революции.
Саше сразу стало скучно. Общагой наркомата внудел его не удивить. И он повернул голову в другую сторону. Но там вообще не было ничего знакомого: сплошные маленькие деревянные строения, да кое-где – стройки.
– Ребята, нам сейчас выходить, – сообщил Новиков и принялся проталкиваться к выходу.
Артем двинулся за ним, а Василий и Александр, оберегая с двух сторон Светлану, стали пробиваться следом. И тут произошло нечто невероятное…
– А-а-а! – зазвенел в трамвае дикий мальчишеский вопль. – Атас! Мотай, Анютка!..
Маленький «васек» Федор вот уже почти полгода просыпался в холодном поту, если ночью ему снился тот самый страшный карлик, который завалил Корсета. Он снова словно наяву видел его холодные уверенные глаза, мгновенный блеск заточки, и, просыпаясь, чувствовал острую боль в левой стороне груди.
После смерти Корсета он долго перебивался случайными «делами»: стоял на атасе, подворовывал в магазинах или на базаре, а пару раз работал с форточниками [172] . В общем, если бы не страшные сны, жил он совсем неплохо, считаясь в воровском «обществе» «правильным шкетом». Но тут его настигло первое чувство: он «упал» [173] перед самой лучшей на Москве шоколадницей [174] – Анютой Алмазной, и даже стал ее васьком-ширмачом [175] . Лишь бы вместе с ней, лишь бы рядом…
Анюта уже начала работать, уже подняла конкретные котлы [176] , уже раскацевала [177] чью-то сумку, как вдруг…
Прямо перед Федором возник тот самый карлик из его ночных кошмаров. Он шагнул вперед, мазнул глазами по мальчишке и двинулся прямо к Анюте. ЕГО Анюте!..
Федор действовал мгновенно. Он кинулся вперед, пытаясь схватить страшного карлика за руку, и одновременно заорал, предупреждая свою возлюбленную…
Боковым зрением Сашка заметил какое-то неправильное движение, резко повернулся и встретил накинувшегося на него невысокого противника коротким ударом в печень. Тот задохнулся, но почти сразу заорал что-то непонятное, насквозь неправильное и явно недопустимое в советском трамвае. Белов мгновенно вычленил в трамвайной толпе девушку лет семнадцати-восемнадцати, отчаянно пропихивающуюся к дверям.
– Красный, а ну-ка держи гаврика! – крикнул Сашка и рванулся вперед. – А ну, стой, шалава!