Машина неслась дальше. Кто-то, кажется, не увернулся от нее, и раздался истошный визг. Снова поворот, за ним еще один. Пожилой охранник застучал по кабине, свесился к водителю, показывая пальцем на кособокое строение в конце короткой улочки.
«Его дом, – сообразил Карпатов. – Там жена, детишки, имущество, нажитое непосильным трудом».
Самосвал не доехал до дома. Охранник призывно завопил. В дверном проеме мелькнула тень, выбежала женщина, за ней еще одна. Она несла на руках ребенка и толкала перед собой второго, покрупнее.
Карпатов привстал, вцепившись в борт, но лучше бы сидел. Снаряд обрушился прямо на дом! Взрывная волна ударила в грудь, обожгла. Качнуло грузовик, он чуть не завалился. Падая в грязное нутро самосвала, командир экипажа успел заметить, как дом, где проживало семейство охранника, вздулся боками, выдохнул из двери огненный столб, накрывший бегущих женщин и детей, поднялся от земли и рассыпался огненным шаром.
Карпатова контузило не сильно. Машина удержалась на колесах. Пожилой охранник заорал благим матом, надрывно, тоскливо, схватился за голову, перемахнул через борт и бросился туда, где только что были его дом, семья.
Летчики уже висели на правом борту, под прицелом молодого талиба. Сбегать у них желания не было. Как ни крути, а самосвал со стальными боками являлся самым безопасным местом в округе, если, конечно, снаряд не прилетит тютелька в тютельку.
Карпатов, голова которого просто пылала, поднялся, оттеснил плечом трясущегося Вакуленко. От дома не осталось ничего, не считая груды обломков. Пожар унялся, не успев разгореться. Отец семейства, протяжно воя, ползал по дымящимся развалинам, голыми руками разгребал обломки, метнулся куда-то в сторону, выгреб из-под кучи мусора что-то обугленное, бесформенное, заскулил, затих.
Округа будто погрузилась в вакуум. Гремели взрывы, но где-то далеко, за экраном. Бубнил, взывая к Всевышнему, второй охранник. С руин поднялась согбенная фигура, добрела до самосвала. Жилистые конечности вцепились в борт, возникла черная от горя физиономия. Талиб забрался в машину, бросил напарнику что-то настолько резкое и решительное, что тот не посмел возразить, прикусил губу. Пожилой ударил по кабине, резко прокаркал несколько слов, повернулся и странно посмотрел на летчиков.
Машина разворачивалась, сминая бампер об обугленные обломки.
– Мама дорогая!.. – Серега прозрел. – Да они нас расстрелять хотят, не иначе.
– Ага, заживо, – подтвердил, не размыкая губ, Глотов.
«Да уж, от голода мы точно не умрем», – с тоской подумал Карпатов.
Дребезжа и громыхая, машина вынеслась из горящего города. Водитель сбросил скорость, потому как дорогу заполонили сотни бегущих людей. Гвалт, крики, стоны!.. Самосвал буквально продирался сквозь людскую массу. Народ хватался за самосвал. Какому-то парню удалось повиснуть на борту, но подлетел молодой охранник и сбил его прикладом. Серега, не оставляющий попыток избавиться от назойливого конвоя, рванулся, но свалился на колени, когда в голову уперлись два ствола.
Пожилой молчал, сцепив губы, борясь с искушением нажать на курок. Молодой заорал на Серегу. Ему не понравилось, что тот безотрывно на него смотрит. А Серега глядел ехидно, зло, с бесшабашной усмешкой. Безбородый талиб взмахнул прикладом, но ничего не добился, заорал, чтобы пленник не смотрел, плюнул в лицо, промазал, повторил попытку и попал. Серега обтекал, но все равно смотрел нагло, с вызовом, набираясь куража. Он подбирал момент, чтобы всадить в него свой дохлый ножик, и никак не мог поймать этот сладостный, щекочущий миг.
Пленники уже не понимали, где ехали. Голые поля и груды камней по обочинам сменялись заброшенными просевшими строениями. Арык на краю кишлака, рытвины, корявая лоза. По дороге брели толпы людей, кричали, хватались за самосвал. Кто-то пытался заступить дорогу, махал руками, но отшатывался, видя, что водитель не намерен тормозить.
Машина резко свернула с дороги, смяв покатый водосток и то немногое, что произрастало вокруг него. Летчики, матерясь, покатились к противоположному борту, и вновь Серегины планы продемонстрировать необъятность русской души пошли прахом. Он выронил нож, накрыл его телом, завозился в грязи. Машина уперлась фарами в бурую стену. Молодой охранник спрыгнул на землю.
Пожилой уселся на борт в зоне недосягаемости и прокаркал по-русски:
– Вылезайте!
– Мужики! – завыл Вакуленко, забыв в тоске про свой суржик. – Они же нас кончить хотят!
Но его товарищи поняли это и без подсказки.
«Классический расстрел, все в добрых европейских традициях. Ладно, хоть не камнями забивать будут, – мелькнула мысль в голове командира экипажа. – Впрочем, камнями они тут неверных жен забивают. А воришкам руки отрубают по самые ноги!»
Витька задохнулся от страха, позеленел, хлопал глазами, пытался выразить решительный протест. Вакуленко монотонно выл, Глотов скрипел зубами. Карпатов помалкивал, хотя в его душе все рухнуло. Так рассыпается панельная пятиэтажка, оказавшаяся в эпицентре землетрясения. Все вцепились в борта. Было страшно. Пленники стояли, прижавшись друг к дружке. Они тупо смотрели, как прыгал от злости молодой охранник, а второй сидел на борту и мучительно о чем-то размышлял.
– Вылезайте! – загорланил выпью пожилой талиб и стал лупить гяуров прикладом по рукам.
Но летчики вцепились в железо намертво, упирались. Только Серега сидел на полу посреди кузова и наблюдал за ситуацией со стороны, словно ждал чего-то. Желваки его ходили ходуном.
– Суки! – заявил Глотов. – Здесь стреляйте! Ишь чего удумали – к стенке нас ставить…
Все закончилось плачевно и просто. Пожилой охранник спрыгнул с борта, подбежал к водителю, что-то гавкнул. Тот схватился за рычаг, ржавый кузов самосвала дернулся и начал со скрежетом подниматься. Летчики вываливались на землю, как мешки с картошкой.
Они кинулись бы наутек, пусть даже при этом погибли бы. Все века и эпохи подряд русские бегут из плена. Но из кабины выскочили еще двое, один встал, развел ноги и взял пленников на мушку, второй бросился помогать своим. Они прикладами погнали летчиков к стене. Те уже не замечали, что где-то грохочут взрывы, мимо них по дороге бредут люди, а над городком поднимается зарево пожара.
– Постойте! – Карпатов вырвался из свалки, получил прикладом по больному плечу, свалился на колени, поднялся.
Командир экипажа сунул руку в карман, выхватил наугад какие-то мятые доллары, начал трясти перед ржущей мордой.
– Постойте, – бормотал он, плохо понимая, что несет. – Зачем вы так? У нас есть деньги, не надо, мы заплатим. Смотри, доллары, настоящие доллары. Возьми, мы же ничего не сделали, это не мы погубили семью твоего товарища.
Безбородый талиб выхватил у него валюту, но вопрос, похоже, был решен. Летчиков швырнули к стене, двое вскинули автоматы.
– Меня расстреляйте, уроды! – сипел, задыхаясь, Карпатов. – Я командир, остальные ни в чем не виноваты.