Но у нее были совсем другие планы. С ее точки зрения, подобная встреча должна стать для правительства разумным поводом выразить обеспокоенность по поводу «определенных» проблем в сфере национальной безопасности. Бобу и «компании» она заявила, что, по ее мнению, оглашение этого секретного постановления суда вызовет огромный общественный интерес. Это постановление, пояснила она, носит весьма общий характер, в нем нет оперативных деталей, фактов или результатов. И здесь трудно усмотреть опасность нанесения какого-либо ущерба, то есть наличие достаточно серьезных доказательств для возбуждения дела. При этом Гибсон сказала, что готова внимательно выслушать мнения своих оппонентов.
Эти люди привыкли получать то, что им нужно, и манера поведения Гибсон явно сбила их с толку. Даже в те моменты, когда обстановка сильно накалялась — как сейчас, — редактор Guardian разговаривала с ними очень дружелюбно, чем еще сильнее обезоруживала. На своем предыдущем посту в качестве медиаредактора Guardian Гибсон приходилось сталкиваться со многими людьми, которые пытались на нее надавить. Среди них были шумный телеведущий CNN Пирс Морган и британский премьер-министр Дэвид Кэмерон — в то время всего лишь начальник отдела по связям с общественностью телекомпании Carlton.
По мере того как давление извне нарастало, Гибсон чувствовала, что ее речь все более приобретает характерный для британцев официальный оттенок. «Я заговорила с ними как Мэри Поппинс», — шутит она. Миллар тем временем искал в Google информацию, набирая запросы «Директор Национальной разведки», «Боб Литт», «Крис Инглис», «Шон Джойс». Что собой представляли эти люди? На Акермана, следящего за переговорами из Вашингтона, работа Гибсон производила большое впечатление; он передал ей в чате несколько слов поддержки.
После 20 минут беседы Белый дом был расстроен. Переговоры зашли в тупик. Литт и Инглис отказались выразить какую-либо озабоченность, объясняя это тем, что одно только «обсуждение» по телефону секретного документа, связанного с деятельностью Verizon, представляет собой уголовное преступление. Наконец один из членов правительственной группы не выдержал. Выйдя из себя, в духе звезды полицейского сериала он закричал: «Вы не должны это публиковать! Ни одна серьезная служба новостей не стала бы этого издавать!»
Гибсон напряглась; былое изящество и легкость исчезли. Ледяным голосом она ответила: «При всем уважении решения о том, что издавать, а что нет, принимаем мы».
«Как вы смеете так с нами разговаривать?» — возмущается Миллар. Вспоминая об этом, он добавляет: «Было ясно, что администрация не собиралась предлагать нам что-либо существенное. А мы все равно собирались публиковать эти материалы. Это был сигнал к началу игры».
Группа от Белого дома упирала на то, что тем самым журналисты только усугубляют проблему. Гибсон ответила, что не может связаться с главным редактором, который находится на другой стороне Атлантики. Она сказала: «Окончательные решения здесь принимаю я». Потерявшая терпение группа свернула селекторное совещание: «Кажется, мы зашли в тупик, из которого нет выхода».
Гибсон пресекала попытки администрации дезориентировать ее, сохраняя спокойствие и в то же время придерживаясь законного пути. Акерман говорит: «Она ни в чем не уступила. Ее ничем нельзя было перешибить. — И добавляет: — Администрации Обамы потребовалось немало времени, чтобы осознать, что не они контролируют ситуацию, а она… Часто ли они взаимодействуют с людьми вне их «клуба»?»
Эта встреча наглядно продемонстрировала различия между газетными культурами по обе стороны Атлантики. В США виртуальной монополией обладают три крупнейшие газеты. Практически не имея конкуренции, они ведут охоту за аудиторией в очень неторопливом, даже джентльменском темпе. Политические культуры тоже различаются, и пресса в массе своей очень почтительно относится к президенту. Если бы кто-нибудь из журналистов на пресс-конференции задал Обаме жесткий или обескураживающий вопрос, то это уже стало бы новостью.
А на так называемой Флит-стрит [19] дела обстоят совершенно по-другому. В Лондоне 12 общенациональных газет ведут постоянную утомительную борьбу за существование по дарвиновскому принципу выживания сильнейшего. Тиражи газет уменьшились, а конкуренция выросла. Если у вас есть сенсация, вы ее публикуете. Если это не сделали вы, значит, сделает кто-нибудь еще. Это очень жестокий мир, где, если ты не будешь достаточно расторопен, тебя сожрут с потрохами.
Американские власти теперь попытались оказать давление в самой Великобритании. Из британской службы безопасности МИ-5 позвонили Нику Хопкинсу, редактору отдела безопасности в лондонской штаб-квартире Guardian; сотрудники ФБР, в свою очередь, связались со вторым по значимости сотрудником газеты, заместителем главного редактора Полом Джонсоном. (Заместитель директора ФБР Джойс начал разговор в таком духе: «Здравствуйте, Пол, как поживаете? Мы здесь беседовали с госпожой Гибсон. И у нас нет ощущения, что разговор удался…») Попытки выйти лично на Алана Расбриджера оказались неудачными. Главный редактор был все еще на борту самолета. Предварительно он дал понять, что целиком полагается на Гибсон…
Федеральные чиновники теперь выглядели не сердитыми, а скорее грустными. Но находящийся в Вашингтоне Акерман занервничал. Он спрашивал себя, не явятся ли к нему на Дюпон-Серкл [20] крепкие ребята с «пушками», готовые забрать его и подвергнуть допросу с пристрастием. Он рассуждал так: «Мы только что провели нелицеприятный разговор по телефону с тремя чрезвычайно властными и чрезвычайно раздосадованными людьми, один из которых является заместителем руководителя ФБР».
А в Гонконге Сноуден и Гринвальд тоже не находили себе места; они сомневались, что у Guardian хватит духу опубликовать этот материал. Гринвальд сообщил, что если Guardian испытывает колебания, то он согласен издать это сам. Уходило драгоценное время. И Сноудена могли раскрыть в любую минуту.
После 19:00 американское отделение Guardian выполнило то, что намеревалось сделать. Материал был опубликован. С любых точек зрения это была сенсация, но — только самая первая. Впереди будут и другие…
В статье за подписью Гринвальда говорилось: «В настоящее время Агентство национальной безопасности собирает данные о телефонных звонках миллионов американских клиентов Verizon, одного из крупнейших телекоммуникационных провайдеров Америки. Это делается в соответствии с сверхсекретным постановлением суда, выпущенным в апреле».