– Хочешь, и тебя научу, – ответил, просто чтоб ответить, как говорится.
– А хочу! – азартно сообщил Зыкин. – А вот научи!
– Прям счас?
Младший лейтенант стушевался:
– Не, ну как счас? Потом…
– Вот потом и поговорим. Давай, Вить, Карбышева нужно уводить. Нечего ему тут больше делать, все равно наши силы – все.
– Ага… глянь, командир, а это чего? – высунувшись из окопа, Зыкин указывал рукой куда-то вдоль затянутой пылью и дымом дороги.
Кобрин всмотрелся, в который раз пожалев о потерянном где-то бинокле. Гитлеровцы на шоссе ощутимо зашевелились, меняя позиции. Да и часть танков спешно разворачивалась мордами на запад. Комбат ощутил, как предательски защипало глаза, словно пылью от близкого взрыва запорошило.
– А это, товарищ младший лейтенант, те, кому мы тропинку держали, подошли. Наши это, Витя, наши. Хрен вам теперь на всю морду, граждане немецкие фашисты, а не Белостокский котел…
25–26 июня 1941 года
Все вышло довольно-таки глупо. Впрочем, на настоящей, а не опереточной войне именно так зачастую и бывает. Когда передовые части отходящих советских войск, последними снарядами и на последних литрах горючего с ходу смели измотанных непрерывными боями гитлеровцев, генерал-лейтенант однозначно потребовал, чтобы Кобрин отправился с ним. Сергей, к тому времени едва стоящий на ногах, в принципе и не собирался спорить. Все что мог он сделал, а погибнуть в суматохе от случайной пули или осколка было бы просто обидно. Зыкин придерживался такого же мнения, вполголоса сообщив, что если командир и на этот раз начнет выпендриваться, то он его тупо арестует своей властью, скрутит и все равно отправит в тыл. Услышав подобное, комбат только хмыкнул, – ага, скрутит, вот прямо сейчас! Его, командира штурмроты, прошедшего полный спецкурс рукопашного боя! – но спорить не стал, заверив, что именно так и собирался поступить. Да и за генералом в дороге присмотреть стоило.
Поначалу все шло хорошо. Карбышева вместе с остатками штаба погрузили в легковые машины, комбат с особистом забрались в бронеавтомобиль сопровождения. Из соображений маскировки двигались в составе одной из армейских колонн. На этом, несмотря на первоначальное несогласие генерал-лейтенанта, желающего поскорее добраться до штаба Западного фронта, настоял Кобрин. Поскольку догадывался, что теперь люфтваффе их точно в покое не оставит, а уж вырвавшиеся вперед три легковушки, легкий танк и парочку броневиков постараются разбомбить в первую очередь. А так хоть поднятая техникой пыль прикроет их от наблюдения с воздуха. В конце концов Дмитрий Михайлович вынужден был признать правоту капитана и согласился, что зря рисковать и на самом деле глупо. Как выразился сам комбат: «Не попав в окружение, а то и плен, вы сделали Красной Армии отличный подарок. Так не стоит сейчас делать подарок вермахту». Карбышев задумчиво хмыкнул, похлопал Сергея по плечу и молча полез в салон «эмки».
Относительно люфтваффе Кобрин, увы, оказался прав. Несмотря на порядочный разгром, со связью у фрицев все оставалось в полном порядке. И сведения о провале окружения дошли до командования 9-й армии и Panzergruppe-3 практически мгновенно. Осознав, что котел накрылся медным тазом (когда в голову пришла подобная аллегория, Сергей, не сдержавшись, заржал, вызвав недоуменный взгляд Зыкина), немецкое командование вполне ожидаемо вызвало авиацию, пытаясь не позволить советским войскам отступить без потерь. И комбат вынужден был признать, что взялись за них всерьез: такой интенсивности авианалетов он еще ни разу за эти дни не видел. По большому счету это уже ничего не могло изменить в стратегическом плане, но вот в тактическом – вполне. Забитые разгромленной техникой дороги никак не способствовали скорости продвижения. Первый час «лаптежники» практически безнаказанно господствовали в воздухе, невзирая на редкий заградительный огонь последних уцелевших зенитных установок, в основном пулеметных, атакуя колонны отступающих войск сменяющими друг друга волнами.
Затем Кобрин – во второй раз за эти дни – увидел в небе советские истребители. То ли Карбышеву удалось как-то наладить связь, то ли в штабе нашлись умные головы, но факт оставался фактом: над головой, завывая моторами, появились несколько эскадрилий «ишачков» и «чаек». Подобного фрицы определенно не ожидали. И пока на помощь c ближайшего полевого аэродрома не подоспели «Bf-109», почти полтора десятка «восемьдесят седьмых», перечеркнув июньское небо траурными дымными шлейфами, удобрили белорусскую землю клочьями дюраля и человеческой плоти. Прибывшие на подмогу «мессеры», по своей излюбленной тактике атакуя с пологого пикирования, закрутили карусель воздушного боя, результаты которого оказались, увы, отнюдь не в пользу краснозвездных ястребков, но и пикировщики сбавили напор.
К сожалению, броневик комбата, в возникшем на шоссе многокилометровом хаосе получивший осколок авиабомбы в двигатель, окончательно и бесповоротно отстал от автомобиля Карбышева. Последнее, что еще успел заметить Сергей, вместе с контрразведчиком выскочив из раскорячившегося поперек дороги горящего «БА-10», что часть колонны, вместе с которой двигались штабные машины, успела вырваться из-под огня, стремительно уходя на восток. Преследовать их немцы не стали, то ли не обратив внимания, то ли сосредоточившись на добивании заблокированной на дороге техники. Чем закончился авианалет, Сергей так и не увидел: близкий разрыв «полусотенной» фугаски отправил его в долгое беспамятство. О том, что из боя его на собственных плечах вынес младший лейтенант Зыкин, он узнал только на следующий день, очнувшись в лесу. До обеда товарищи отлеживались, приходя в себя: особиста тоже прилично оглушило, но куда меньше.
Ближе к вечеру Зыкин сбегал на разведку, спустя час вернувшись в весьма мрачном расположении духа: стало окончательно ясно, что советские части благополучно ушли (что не могло не радовать), но зато они с капитаном оказались в немецком тылу. На захламленном горелой техникой шоссе, по которому вовсю перли танки и грузовики, орудовали трофейщики, изучая растащенные на обочины боевые машины на предмет их дальнейшего использования во благо вермахта и прочего блицкрига. Одного из фрицев, по какой-то немецко-фашистской надобности шарившегося под крайними деревьями опушки, особист потихоньку прикончил в зарослях, захватив автомат с запасными магазинами и две гранаты.
Выразив одной недлинной фразой, изобиловавшей обсценной лексикой, благодарность за захваченное в бою оружие и все, что он думает про умственные способности товарища, Кобрин приказал немедленно сниматься с места и уходить. Не хватало только погоню на «хвост» посадить! На самом деле Сергей прекрасно понимал, что вероятность этого практически нулевая, и гибель камрада просто спишут на действие русских окруженцев, которых после боев по окрестным лесам бродит немалое количество. Но рисковать не стоило. Да и Витьку нужно проучить, чтобы в подобной ситуации сначала думал, а уж потом действовал. Иногда лучше уйти тихо и без оружия, чем со свежезахваченным автоматом (разжился-таки лейтенант таким же, как у него «машиненпистолем», завистник хренов!), но с шумом и никому не нужной пальбой.