— Как ее имя? — спросила я.
— Не помню! — пожала плечами префект. — Ее прислали из Ромы. Преступница, осужденная к смерти. Казнь заменили службой в пограничье. Она хотела, чтоб ее помиловали, и пожелала отличиться. Медикус говорит: раненая обречена. Нужно показать ее другому. Пусть видят, что я забочусь о воинах. Преступница прославилась, пусть часть ее популярности достанется мне.
Урсула ухмыльнулась.
«Сволочь! — подумала я. — Думаешь только о выборах. Эта воин — герой, а ты даже имени ее не знаешь!»
— У меня есть медикус! — сказала громко. — Очень хороший…
Игрр, медикус. Удивленный
Несмотря на серое от потери крови лицо и ворох тряпок, в которые ее замотали, я узнал раненую. Касиния, она же «штангистка», избивавшая меня в храме, а после хотевшая меня зарезать. В спальне принцепса она едва не выпустила мне кишки. Лиона помешала…
Касиния меня узнала. Гримаса исказила ее лицо. Я склонился над раненой. Так, руки и ноги замотаны, бинты пропитаны кровью, но на туловище повязок нет, следовательно, нет и проникающих в грудную и брюшную полости ранений. На Касинии наверняка была лорика. Не так страшно, как меня уверяли.
— Стол! — велел я сопровождавшим меня воинам из городской стражи. — Кипяченую воду, уксус, чистые бинты и нитки. И еще деревяшку — вот такую! — я показал пальцами.
— Деревяшку зачем? — удивилась немолодая тетка в залатанной тунике.
— Она будет ее грызть! — я указал на Касинию…
Деревяшку «штангистка» выплюнула, когда спина моя занемела. Касинию словно пропустили через шнек комбайна. Раны рубленые и колотые, от мечей, наконечников копий, стрел… Число наложенных мной швов шло на десятки. А она в таком состоянии ухитрилась взобраться на стену. Зверюга! Если выживет, будет вся в шрамах. После чего ею только детей пугать.
Несмотря на дикую боль, Касиния сознание не теряла. Кряхтела, мычала, дергалась, но не сводила с меня глаз. Ну, да, пришлый пришел ее зарезать! А то сама бы не сдохла! Мне стоило покачать головой — безнадежно — и уйти. Умерла бы от заражения и потери крови Почему взялся ее спасать, я сам не понимал и злился.
Закончив, я достал из сумки горный воск. Глаза Касинии стали большими. Догадалась. Вита, если узнает, меня убьет. Она до сих пор с содроганием говорит о Касинии. Я отломил кусочек величиной с ноготь и поднес его ко рту раненой. Она выхватила его из моих пальцев, едва не откусив их. Жить хочет, зараза!
— Вот еще!
Я вложил второй кусок, величиной с палец, ей в ладонь. Она сжала его в кулаке — не отберешь!
— Перенесите ее на нары! — велел я наблюдавшим за нами воинам. — Она потеряла много крови, поэтому захочет пить. Давайте вволю. Хорошо бы красное вино…
Я подумал и достал из кошелька золотой. Немолодая тетка протянула ладонь и поклонилась.
— Спасибо, господин! Нам не на что купить Касинии вина. Жалованья не платят с лета. Префект говорит: Рома задерживает деньги.
— Купите курицу и сварите. Курицу съешьте сами отвар дайте ей!
Я повернулся и, не слушая слов благодарности, вышел из казармы. Так, куда теперь? К Касинии меня отвели сразу от ворот. Где расположились Вита с семейством? Ладно, найдем! Малакка не больно большая…
Я не успел додумать, как увидел скачущую всадницу. Она подлетела, и я узнал Лолу.
— Игрр! — закричала она, осаживая коня. — Амага! Ее убивают!
— Где? — воскликнул я.
— За стенами! Пришли местные воины…
— Слезай!
Лола скользнула на брусчатку.
— Найди Валерию и сообщи! — прокричал я и ударил в бока лошади сапогами.
Амагу и ее сарм я нашел за воротами, к счастью, пока живыми. Однако убивать их собирались. Девочки, сгрудившись вокруг «звездочки», держали оружие наготове. Напротив, закрывшись щитами и ощетинившись пилумами, застыл строй местных воинов. Прозвучит команда, и пилумы полетят в моих сарм…
— Прекратить! — заорал я, направляя коня в просвет между противниками. — Что тут, на хрен, происходит?
— Ты кто такой? — выкрикнули из-за щитов.
— Игорь Овсянников, сенатор Ромы! — рявкнул я. — Не видишь? — Я ткнул пальцем в багряную полосу на своей тунике.
Еще на пути к Малакке Валерия озаботилась моим внешним видом. Девчонки нашили на обычную тунику полосу ткани, выкроенную из плаща претория. Валерия обещала раздобыть в Малакке красные сапоги и тогу и тем самым завершить облачение. Ходить, завернутым в одеяло, мне не улыбалось, только куда деваться? В Роме, как и у нас, встречают по одежке. Вот и сейчас правило сработало. Щиты раздвинулись, и ко мне вышла женщина с лисьим лицом.
— Я Цецилия, квестор Малакки, — представилась, поклонившись. — Нашим воинам нечего есть. А эта наглая сарма, — она ткнула в Амагу, — не дает нам овец! Более того, угрожает оружием! Да кто она такая?!
— Она, — сказал я, сдерживая гнев, — ауксилий претория, как и ее воины. Сегодня мы сняли осаду с Малакки. Если б не Амага, вы бы тут сдохли. В награду ей пообещали стада. Это ее добыча! Почему она должна ее отдавать? Если твои воины хотят есть, купи им мяса.
— Казна города пуста! — возразила Цецилия.
Я присмотрелся. Бедной городской квестор не выглядела. Туника из тонкого сукна, новенькие сапоги. Да и рожа сытая.
— А это что? — я ткнул пальцем в кошель на ее поясе.
— Это… — квестор смутилась, и я понял, что попал в точку. — Мои личные деньги.
— Так купи на них! После возместишь из казны. Или в Малакке так не принято?
Цецилия оглянулась на своих воинов. На их лицах читалось: с сенатором они согласны. Я присмотрелся к городскому войску. В отличие от квестора, оно выглядело жалко. Поношенные, неоднократно заштопанные туники, разбитые сандалии, из дыр в которых торчали грязные пальцы. Похоже, что раздербанивание казны в Малакке вошло в зенит. Не удивлюсь, если, получив бесплатных овец, Цецилия проведет их по отчетам как купленных за золото, поскольку война, как известно, кому-то мать родна.
— Как скажешь, сенатор! — вздохнула квестор и обратилась к Амаге: — Сколько хочешь за овец?
— По серебряной монете за каждую, — приосанилась «звездочка».
— Что? — Цецилия задохнулась. — В Малакке овца стоит сестерций [28] ! Я могу заплатить только его.
— Покажи! — сказала Амага, подъехав.
Квестор вытащила из кошелька и протянула на ладони монету. Амага, склонившись, разглядела и покачала головой.
— Это медная! Нужна вот такая! — Она показала денарий.
— Да что ты возомнила… — начала квестор, но ее прервали.
— Что тут вас?! — рявкнули сбоку, Я повернул голову. К нам приближалась жирная тетка на вороном коне. Серебряные бляхи на сбруе, меч в богатых ножнах, а на тунике, как и у меня, багряная полоса. К гадалке не ходи, местный префект! Мое предположение немедленно подтвердилось. Цецилия рванулась к жирной и закланялась.