– Хотел бы я родиться в той же рубашке, что и ты. Смотри, всё уже рубцеваться началось…
– А у кремлёвских дружинников разве не так?
– Леший его знает! Всё индивидуально, наверное. Но ты меня просто поражаешь… так и хочется стукнуть тебя в порыве зависти!
Я с преувеличенным гневом насупился:
– Но-но! Ты у меня смотри там!
– Как раз и смотрю. Проверим, что у тебя с силёнкой. Когда в последний раз отжимался?
– На подруге когда был, тогда и отжимался, – усмехнулся я.
– До подруги твоей далеко. Давай без неё изобрази, – предложил маркитант и скомандовал по-военному:
– Упор лёжа – принять!
Я отжался сто раз, чувствуя, что мышцы с благодарностью принимают нагрузку. Мог бы и больше, да маркитант остановил:
– На сегодня хватит. Хорошего помаленьку.
Он с интересом оглядел меня.
– Я так понимаю, что подружка твоя осталась довольной?
– Не жаловалась, это точно! – приосанился я.
– Даю тебе час на отдых, а потом собираешь манатки и топаешь вместе со мной. И так до хрена времени потеряли. – Он протянул мне арбалет. – Теперь он твой. Владей!
У нас остался только один автомат, патроны от АКМ, к сожалению, к «нагану» не подходили, и револьвер превратился в обычную игрушку. Но выбрасывать его я не стал. Дорога длинная… Вдруг разживёмся боеприпасами? Тем более – подарок!
Вышли мы ровно через час, как и сказал маркитант. Перебежками, стараясь не светиться, двинулись в нужную сторону. Со слов проводника ближайшее время стоило опасться только дампов. Эти твари хитрые, обычно ползают обычно по таким местам, где им мало кто угрожает. Само собой, это не означало, что можно расслабиться. Те же дампы, устрой они засаду, показали бы нам кузькину мать.
Развороченный асфальт, бетонка, скользкая глинистая земля, многочисленные канавы и ямы, вывороченные из земли трубы, упавшие столбы и вышки. Всё как обычно, всё как всегда.
Спина маркитанта маячила впереди. Он показывал дорогу, а я прикрывал тыл, сторожко водя арбалетом, готовый в любой момент спустить тетиву.
Разрушенный город издаёт массу звуков: странный шум и треск, гул ржавеющих конструкций, шорох осыпающейся каменной крошки, хлопанье оконных фрамуг, звон недобитых стёкол. Это только с виду город мёртв. В действительности у него своя жизнь, не такая, как прежде.
Под ногами шуршит гравий, подошвы иногда проскальзывают. Кажется, будто кто-то наблюдает за нами из темноты проёмов, за каждым углом чудится враг.
Город стал чужим человеку, отвык от нас. У него теперь миллион иных забот, и иные существа заселили его дома, подвалы, канализации и сети теплотрассы. О прежних хозяевах напоминают изредка попадающиеся черепа и кости, что ещё не истлели до конца, чудом уцелевшие таблички с номерами домов, надписи с названием магазинов, салонов, тренажёрных залов, аптек, муниципальных учреждений, школ, детских садов. Иногда попадаются кладбища ржавеющей техники: легковые автомобили, грузовики, автобусы, троллейбусы, трамваи, строительные краны… Они пережили своих обладателей и медленно умирают без них.
Видны следы от пожарищ, где ранее находились целые кварталы, в стенах зияют огромные провалы. Когда-то город сражался, а потом устал.
Эти мысли настраивают на печальный лад. Я мотнул головой, отгоняя их прочь. Что бы ни случилось – назад ничего не воротишь. Человечество погубило само себя. Мы – его жалкие остатки.
– У нас проблемы, – произнёс маркитант.
– Опять? – грустно спросил я.
– Снова. Впереди лесок, да непростой. Видишь, во‑о-он там начинается! – Он приподнял подбородок, указывая направление. – Дендромутанты. Они, конечно, медлительные, но когда их много – спасу нет.
На расстоянии километра от нас протянулась бескрайняя зелёная полоса без единого просвета.
– И что делать? – спросил я.
– Раньше тут была просека. Не сказать, что совсем широкая, но хватало, чтобы пройти спокойно. Сейчас она заросла. Не ожидал такой подлянки!
– Тогда обойдём, – предложил я.
– Не получится. И справа, и слева полная задница. Поверь на слово.
– Тогда что? Вперёд и с песнями?
– Вперёд, но без песен. Иногда… крайне редко, но деревья почему-то перестают охотиться на людей. Вдруг нам повезло?
– Это мы сейчас и проверим, – процедил сквозь зубы я.
Мы подошли к хищному лесу почти вплотную, остановились в десяти метрах от узкой канавы, явно рукотворного происхождения, которая служила границей между городом и «зелёнкой». Ждать пришлось недолго. Лес почуял нас сразу. К нам, извиваясь, поползли ветви-щупальца, а одно из деревьев выдрало из покрытой мхом земли корни и зашагало пьяной походкой.
– Давненько я с таким не встречался, – произнёс проводник.
– Шагай-дерево?
– Оно самое. Обычно оно в засаде сидит, приманивает добычу запахом. А это изголодалось. Вон как спешит.
Дерево и впрямь ускорило темп. Добралось до канавы, но не смогло преодолеть её, запуталось в своих же корнях и тяжело рухнуло, издав при этом звук, чем-то напоминающий возглас разочарования. Мы едва успели отпрыгнуть – крона могла зацепить.
Шагай-дерево забарахталось, заскрипело, беспомощно потянулось к нам извивающимися как змеи побегами.
– Давай-давай, – усмехнулся я. – Щаз я тебе ветки поотрубаю.
И обнажил меч.
Угроза на дерево подействовала. Каким бы тупым оно ни было, но инстинкт самосохранения был и у него. Ветки убрались. Растение попыталось с их помощью приподняться, даже оторвалось немного от земли, но тут что-то треснуло, ростки, не выдержав, подломились, и шагай-дерево опять пробуравило кроной землю.
– Вот и лежи, – прокомментировал ситуацию маркитант.
– По-моему, всё ясно – в лесу нас ждёт тёплый приём, – сказал я. – Может, пойдём в обход, как все нормальные герои?
– Я же говорил: в обход не выйдет. Сдохнем.
– А тут что – не сдохнем? Здесь каждый куст нашей кровушки хочет. Что-то мне туда лезть стрёмно.
– Значит, надо сесть и подумать. Только пошли отсюда поскорее – тут нами ещё кое-кто интересуется.
– Кто?
– А вот кто. – Маркитант поддел носком мохнатую тварь, ползущую в траве, и хорошим пинком отправил к поваленному шагай-дереву.
Оно плотоядно зачавкало: свалившаяся добыча пришлась ей по вкусу.
– Что это было? – не понял я.
– Муравей-мутант.
– Такой здоровый?!
Гадина была размером с крысу, только лап было шесть, да панцирь хитиновый, который, кстати, шагай-дереву удалось пробить не сразу, но присосалось оно с очевидным удовольствием. Это навело меня на неплохую идею.