Омид молча кивнул.
– Один куда-то поскакал, наверное, за помощью…
Омид пожал плечами. Он не любил пустых разговоров. Впрочем, и все остальные не отличались многословием.
Бахрам принес большой котел с дымящейся шурпой, ржаные лепешки и немного овощей.
– Хозяин приглашал нас спуститься в трапезную, но я сказал, что мы устали, – сообщил он. – Они все похожи на злодеев – и этот киликиец, и повар… На всякий случай, я не отходил от котла, пока он готовил – мало ли что можно всыпать в еду…
Омид одобрительно кивнул и сделал приглашающий жест. Ассасины уселись вокруг котла и с аппетитом набросились на еду.
– Особо не объедайтесь! – предупредил Омид. – После двух недель сухомятки жирная шурпа может расслабить дух и тело. Да и желудок тоже… А ночь у нас будет, судя по всему, не очень спокойной!
Когда совсем стемнело, после вечернего намаза, караван-сарай затих. Лишь чавканье стоявших в стойлах животных, да крики окрестных гиен нарушали тишину ночи. Но постепенно замолкли и они. Слабый свет молодого месяца почти не проникал внутрь комнаты, в которой остались лишь Парвиз и Бахрам. Остальные трое бесшумно забрались на крышу и распластались на ней, растворившись в темноте. Хотя факелы, освещающие двор, потушили, они рассмотрели, как бесшумно приоткрылась калитка, и во двор проскользнули четыре темные фигуры. Здесь к ним присоединились еще три тени, и после короткого совещания, все семеро стали осторожно подниматься по скрипучей лестнице.
Надо отдать должное их опыту: они почти не производили шума! Лишь изредка предательски скрипела ступенька, тогда все мгновенно замирали на несколько минут, чтобы мимолетный звук не нарушил спокойствия ночи, и успел забыться, если вдруг пробился в тяжелый сон уставших путешественников. Наконец, ночные воры сгрудились у вожделенной двери, отделяющей их от богатых сундуков проезжих купцов. Специалист по замкам достал нож и принялся осторожно просовывать его к внутреннему запору, а остальные толпились вокруг, нетерпеливо наблюдая и торопя момент, когда польется кровь… Готовые к злодейству, черствые сердца бились учащенно, а ладони, держащие оружие, как обычно, вспотели, и разбойники нервно вытирали их об одежду. Они настолько сосредоточились на ерзающем в двери ноже, что даже не сразу обратили внимание на происходящее со стоящими по краям двумя их сотоварищами, которых неведомая сила потащила вверх и перебросила через перила галереи, причем падали они на спину, а свернутые головы смотрели вниз, на приближающиеся каменные плиты…
Парвиз лежал с открытыми глазами уже больше часа, и зрение адаптировалось к темноте. Он скорее увидел отблеск лезвия, просунутого в щель между дверью и стеной, нежели услышал звук откинутого засова. А может, просто почувствовал опасность – эта способность была развита у всех ассасинов. Раздался негромкий скрип ременных петель… Он извлек кинжал, бесшумно метнулся к приоткрывающейся двери, и встретил протискивающегося в комнату человека ударом рукоятью в висок. Кость хрустнула, обмякшее тело замертво рухнуло на пол, с грохотом отлетел в угол топор. Снаружи послышалась какая-то возня, на камни двора упало что-то мягкое и тяжелое, потом еще одно, что-то зазвенело, слышались хрипы и стоны.
Но следующий ночной гость уже не смог остановиться, он по инерции ворвался следом, и Бахрам сбил его с ног. Парвиз настежь распахнул дверь и рывком бросил на пол третьего, тяжело навалился сверху, схватил за горло. По запаху показалось, что это уже знакомый ему перс, тот отчаянно сопротивлялся, но недолго: Парвиз сломал ему кадык. Рядом бился в железных руках Бахрама его сотоварищ, которого молодой ассасин сгибал через спину назад. Раздался треск, как будто чересчур сильно перетянули пересушенный лук, и ночной разбойник обмяк.
Оставив в комнате бездыханные тела, Парвиз с Бахрамом выскочили на площадку. Здесь было светлее: тучи разошлись, а месяц стоял в зените. Омид с братьями уже все закончили. Они действовали удавками.
– Семеро, – как всегда тихим и спокойным голосом сказал Омид. – Хозяин и повар внизу, давайте и остальных туда отправим.
Трупы посбрасывали во двор. Ассасины не проливают крови без необходимости: ранений ни на ком не было. Пусть стражники думают, что они передрались и упали со второго этажа… Впрочем, это явное разбойничье гнездо и вряд ли кто-то станет особенно разбираться, что тут произошло… А если станет, то наверняка найдет трупы или вещи пропавших постояльцев…
Рассвета фидаины дожидаться не стали. Быстро собрались, погрузили свои сундуки, прихватили трех свежих лошадей разбойников, и покинули оказавшееся столь неприветливым место.
– Все, больше никаких караван-сараев! – объявил Омид, как только выехали за ворота. – Лучше снова будем есть змей и высасывать воду из корней растений, чем подвергать опасности столь важный груз!
Возражать старшему даже в голову никому не могло прийти – есть змей, значит есть змей! Но ловить вялых, отощавших за зиму гюрз не пришлось – конины хватило до конца пути. Лошадям корма тоже было в достатке – весна выдалась ранняя. Чем ближе караван с сокровищами подходил к южному побережью Черного моря, тем теплее становилось, и идти было легче. Через два месяца пути ассасины подъехали к Трапезунду. Солнце стояло в зените и ощутимо припекало, но снимать верхнюю одежду нельзя, чтобы не обнаружить скрытое под ней оружие. Хотелось есть и спать, но настроение у всех было хорошим. Вид переливающегося перламутровыми блестками моря и торчащих из него блестящих мокрых валунов привел усталых жителей гор в восторг. Похудевшие, с обветренными лицами, больше двух месяцев не видевшие крова над головой и нормальной пищи, они жадно рассматривали непривычный пейзаж. От морского воздуха, а может от усталости, у каждого кружилась голова.
Небольшой отряд въехал в тенистое ущелье прибрежных скал и спешился.
– Ждите меня здесь! – приказал Омид, снимая кольчугу и складывая на нее оружие. – А я отвезу письмо!
Трапезунд выглядел, как все города того времени. На окраине, в убогих, крытых ветками глинобитных лачугах ютилась беднота, возле полуразрушенных заборов лежали горы мусора, сильно воняло гнилью и нечистотами. Из-под копыт летели комья грязи, испуганно разбегались полуголые дети и редкие куры. Один раз Омиду с трудом удалось придержать коня, чтобы не растоптать немолодого мужчину, с трудом тащившего тачку с навозом. Наконец, он выехал в центральную часть, где все было по-другому. И дома побольше, и заборы покрепче. Запах моря чувствовался даже здесь, но вот в нос ударили запахи пересушенной рыбы и протухших водорослей, которые выдавали близость базара. Закутанная в чадру женщина несла на голове глиняный кувшин с водой, а в руках – набитые доверху корзины с продуктами. Другая, с открытым лицом, тащила свежую рыбу и овощи. Возле чайной несколько небритых мужчин играли в нарды. На площади мирно уживались греческий храм и мечеть, возле которых что-то обсуждали местные жители.
Дальше начинался богатый район. Вымощенные булыжником улицы, цветочные клумбы с розами и гвоздиками, высокие заборы, из-за которых выглядывали большие каменные дома местной знати… То и дело встречались пешие и конные патрули амирджандаров – местных гвардейцев. Они были в красных мундирах, черных брюках, коротких сапожках и белых чалмах. Форма напоминала ту, которую носили отборные части турецкой армии. И на боках у них висели кривые турецкие сабли.