Book.

Футбол, этот ловец человеческих душ, из знаменитостей прибрал к рукам не одного Яшина. Василий Трофимов, на редкость успешный тренер по хоккею с мячом, более чем зрелым мужчиной с удовольствием откликнулся в 1963 году на трубный глас любимого футбола, призвавший занять совсем не амбициозную вакансию второго тренера сборной СССР. Всеволод Бобров в столь же солидном возрасте проявил охоту к перемене мест: в 1968 году оставил только-только приведенный к первенству хоккейный «Спартак» ради неясной перспективы в неблагополучном футбольном ЦСКА. И совсем начудил на старости лет фанатично влюбленный в хоккей Анатолий Тарасов, который почти через 30 сезонов разлуки с зеленым полем принялся тренировать в 1975 году тот же футбольный ЦСКА. Ничего не попишешь – такова уж манкость футбола.

Попался на эту удочку и Яшин, уже далеко не мальчиком, но мужем воспользовавшийся последним шансом проникнуть на священную территорию большого футбола. И как ни коварна аналогия устремлений игроков и тренеров, молодости и опыта, он оказался единственным среди этих незаурядных фигур, кому дался нелегкий футбольный перелет из обжитого уже, теплого хоккейного гнезда.

Другой, по-моему, более сложный вопрос, почему Чернышев, с которым Яшин очень считался, не стал удерживать его под своим крылом в хоккее, где у найденного им солдата начали пробуждаться заметные всходы таланта, а советовал все же искать счастье в футболе. В книге «Путь к себе» (1974) А.В.Тарасов, отведя немало строк своему коллеге по тренерскому содружеству в победоносной хоккейной сборной СССР 60-х годов, приводит ответ самого Аркадия Ивановича на этот вопрос, который напрашивался, разумеется, и у Анатолия Владимировича в ходе их долгих бесед на занимавшие обоих темы. Вот ответ Чернышева в изложении Тарасова: «Футбол был значительно, неизмеримо популярнее – там быстро приходила слава. Я понимал, конечно, что Яшину придется бороться за место в основном составе. Но с яшинскими-то данными…»

Московское «Динамо» в 1963 году стало 10-кратным чемпионом страны На снимке (слева направо): сидят – В.Кесарев, В.Фадеев, В.Царев, В. Маслов, И.Численко, В.Короленков, А.Николаев, стоят – старший тренер А.Пономарев, Г.Рябов, В.Беляев, В.Глотов, Г.Гусаров. Э.Мудрик, Л.Яшин, Н.Бобков, Ю.Вшивцев В.Аничкин, тренеры В.Павлов, В.Блинков

Сдается мне, однако, что Тарасов приводит слова Чернышева не совсем точно, несколько переиначив их на свой лад. Аркадий Иванович не мыслил категориями славы. Сам многие хоккейные годы живший под звуки фанфар, не заболел фанфаронством – на это было наложено решительное вето его воспитанием, культурой, твердыми жизненными принципами. Чернышев скорее мог говорить Тарасову не о славе, которую сулил футбол Яшину, а о самоудовлетворении, о признании со стороны людей. Такой оттенок ответа Чернышева больше сопрягается с тем, что он говорил по тому же поводу мне, когда, отклонившись от текущих хоккейных тем, я задал тот же вопрос.

– Интуиция, – промолвил Аркадий Иванович и, видно заметив на моей физиономии разочарование односложностью неопределенного ответа, после некоторой паузы предложил расшифровку. – Интуиция, кажется, подсказала мне, что Яшин сам больше тяготел к футболу. Мне-то, поймите, не хотелось отпускать от себя спортсмена до мозга костей, которого в нем узрел, но, видно, он сам ощущал, да и я заметил, что его физические данные, рост, длинные руки подходят скорее для больших футбольных ворот, чем для маленьких хоккейных. Хоккей потерял хорошего вратаря, каких много, а футбол приобрел превосходного, каких почти нет. Кто его знает, может быть, мне удалось разглядеть необычность вратарских приемов и уловок Яшина, пробивавшуюся сквозь нелепые ошибки, которые поначалу только смешили людей?

Меня подкупила не категоричность, а вопросительность последней фразы, словно Чернышев стеснялся выставлять напоказ собственные заслуги. И еще подкупили внимательность и интерес к собеседнику независимо от его возраста и положения – я-то был еще начинающим журналистом, а интервью брал для скромной газеты «Московская спортивная неделя». Когда договаривался с Аркадием Ивановичем по телефону, тот поинтересовался, удобно ли мне с ним встретиться там-то и тогда-то. Не то что Тарасов, однажды назначивший мне встречу у себя дома… в шесть утра и не особенно слушавший вопросы собеседника, предпочитая толковать лишь о том, что интересно ему самому.

С Чернышевской деликатностью я столкнулся позже в общении и с самим Яшиным, о чем не премину поведать. Но, помню, подумал тогда, в начале 70-х, о заметном родстве их душ. Скажем, в интеллигентной, мягкой манере разговора. У Чернышева она была аристократичней, у Яшина проще, но оба охотно слушали других, и их была охота слушать. Отношение Яшина к славе тоже было под стать Чернышевскому.

В интервью Валерию Березовскому, которое при составлении календаря-справочника «Футбол. 1979» я попросил коллегу взять у Яшина, Лев Иванович так ответил на вопрос, что ему дал футбол: «Что видят прежде всего? Славу видят, почести, награды. А что слава? Я не отмахиваюсь от того, что было – дружеские объятия, автографы, толпы людей у стадионов и отелей, где мы жили, пресс-конференции и интервью, вспышки блицев и стрекот кинокамер, восторженные глаза мальчишек и милые улыбки девушек – все, что принесла с собой слава. Но если я отношусь к ней спокойно? Если она приятна, но не волнует так, чтоб спирало грудь? Нет, футбол дал мне кое-что более дорогое. Он дал мне уважение людей. Позволил и к самому себе относиться с уважением… Подумайте, мог ли я, парень от станка, мечтать о том, чтобы облететь и увидеть весь мир? Мог ли мечтать познакомиться со многими замечательными людьми?…»

Не сама по себе обрушенная на его голову слава действовала на Яшина, а прок, который приносил стране и команде, и самое дорогое – уважение людей. Как сформулировала Валентина Тимофеевна, «Лев не любовался славой, не был тщеславным, по крайней мере никогда это не показывал, никогда и нигде не козырял своим именем». К тому же славу свою запросто обращал в шутку. Как-то, уже после прощального матча, спросил жену:

Думала ли ты в 20 лет, что будешь жить с лучшим вратарем мира? – приспособил к своей ситуации известную байку. А Валентина, посвященная в нее, не замедлила с присоленным, вполне адекватным ответом:

А ты в свои двадцать, когда наглухо засел в дубле (четыре года!), за спиной таких корифеев, как Хомич и Саная, думал, что будешь спать с женой известного во всем мире вратаря?

Но шутки шутками, а Валентина, одобряя, что свою безбрежную славу не холил, не лелеял, не использовал почем зря, как-то заметила: «Думаю, что в душе он все же гордился собой. Но потому, что приносил пользу стране, и люди его ценили». Я же многие десятилетия не устаю удивляться, сколько же колючих терний царапало Яшина на пути к этому уважению и самоуважению, сколько пришлось вынести этому человеку, чтобы ему «спирало грудь» от теплого отношения людей.

И снова не постесняюсь заимствовать мудрое слово полного тезки Яшина – Лев Иванович Филатов умел как никто проникнуть в самую глубь явлений: «В 24 года многие футболисты уже знамениты, а ему позднее начало сохранило юность, так, может быть, именно благодаря этому он продолжал как ни в чем не бывало играть в 40 лет? Три года невидимого миру труда, скорее всего, и сделали Яшина великим вратарем».