Она вдруг стала думать о том, что она не самостоятельна, что она все время цепляется за кого-то, кто мог бы, как Владька, вести ее по жизни… Но ведь она прекрасно справлялась ДО Владьки – и вполне может справиться и после!
Она помнила, как он говорил: «Все в тебе, Люля. Я не волшебник, я просто твоя страховка на высоте, как у воздушных гимнастов. Я тебе ничего не дал, я тебя только открыл. Ты всегда была талантливой художницей и красивой женщиной, и не мне надо говорить спасибо, а природе, тебя создавшей! Я не более чем лакмусовая бумажка, которая засвидетельствовала все эти качества, чтобы ты смогла в них наконец поверить!»
Владька был не просто умным, он был очень честным. Он никогда и ни в чем не пытался набить себе цену. Он легко и не стесняясь говорил о своих достоинствах и так же легко и не стесняясь о своих недостатках. Он никогда не врал, и потому она ему верила.
И теперь ей снова повезло – с Артемом. Он дал ей силы – безвозмездно, ни на что не претендуя. Пусть это была всего лишь одна ночь, но для Люли она стоила целой жизни… Артем вытащил ее из засасывающего болота смерти. И скромно ушел, чтобы не вынуждать ее мучиться в поисках адекватной благодарности. Все так и должно быть: ей пора научиться верить в себя без посторонней страховки. Она должна снова стать красивой, она должна дальше работать, и у нее есть еще Славка, и он тоже «лакмусовая бумажка», которая подтверждает ее талант… Это ведь уже очень много, очень… Ей действительно невероятно везет, и судьба ее хранит, и она не имеет права впадать в депрессию!
Люля потратила целый день на эти мысли, а ночью ей грезились вперемешку Владька, Артем, Славка – эти трое мужчин, которым она должна была отдать свой талант и свою любовь. Каждый из них по-своему вдохнул в нее жизнь. Без них бы она не справилась, ей все же чего-то не хватало, чтобы справиться самой…
Весь следующий день она провела в блаженной эйфории и всю следующую ночь в экстазе набрасывала эскизы. Легла спать под утро, в счастливом состоянии усталости и любви. Любви вообще, ко всем. Это было не конкретное, но дивное ощущение, от которого она казалась себе очень сильной…
…Славка долго рассматривал ее новые работы, не произнося ни слова. У Люли внутри все сжалось: зря она поторопилась нести незрелые плоды своей эйфории Славке!
Обычно она находила какую-то «придумку», которую затем обыгрывала в десятке совершенно разных стилей и фасонов. Ей нравилось крутить свою идею и так и сяк, открывая в ней каждый раз новые возможности. Но на этот раз Люля – не иначе как под влиянием ночной эйфории – напридумывала так много, что в результате нагородила черт знает что. Все в кучу, сплошная эклектика, идеи остались неразвиты! Она изменила себе, своей стройной и последовательной системе поиска приложения каждой новой «придумки»… И теперь Славка мрачно рассматривал ее эскизы.
Наконец он разродился.
– М-да… Это совсем другое…
– Ну, Слав, не тяни кота за хвост! Я и сама знаю, что это другое! Идеи не проработаны…
– Не проработаны, нет. Только намечены…
Славка был ужасно хмур, и Люля почувствовала приступ отчаяния: а если он в ней разочаруется?!
– В принципе, это не страшно… – медленно, словно раздумывая вслух, выговаривал Славка. – Идею всегда можно развить, отточить, довести до совершенного воплощения…
– Ну, Славка, ведь у нас так всегда и было! – жалобно проговорила она. – Я разминала идею, ты ее доводил до совершенства. Что теперь изменилось?
– Изменилось? – Славка помолчал, не глядя на нее. – Изменилось у нас вот что, Люлька, – с горечью проговорил он. – То, что я их больше доводить не буду.
– Но почему?!
– Потому что теперь ты сама будешь этим заниматься. Ты стала большой девочкой, Люля. Ты должна делать свои коллекции.
У Славки покраснел кончик носа. Он смотрел на Люлю так, словно с ней прощался. А до нее с трудом доходил смысл сказанного.
– …Славка! – выдохнула она, когда смысл дошел.
Она протянула руки, чтобы обнять его. Но Славка уклонился, быстро встал и принялся расхаживать по своему ангару.
– Я на первых порах тебе помогу, – говорил он, мотаясь взад-вперед, – тебе не хватает уверенности, но это дело наживное. Уверенность уже появилась в твоих разработках, это главное. Ты многое пережила, Люлька, ты повзрослела. У тебя еще осталась поведенческая неуверенность, вернее, привычка к ней, но она быстро выветрится, потому что внутри себя ты уже…
– Славка! – Люля перегородила его путь. – Ну-ка прекрати со мной прощаться! Я не собираюсь от тебя уходить!
Он остановился от удивления.
– То есть тебе маэстро говорит, что ты должна творить собственные коллекции, а ты смеешь спорить?!
Он принялся раскачиваться с пятки на носок, заложив руки за спину и всем своим видом демонстрируя высокомерно-холодное возмущение. Но Люля знала, что в глубине души он страшно рад ее словам.
– Ты прекрасно разработаешь эти идеи, и мы сделаем великолепную коллекцию, – пообещала Люля.
– Люлек, мы этого не сделаем. Это будет уже не творческая кооперация с твоей стороны, а плагиат с моей. То, что ты принесла мне сегодня, – это основа самостоятельной коллекции! И ты думаешь, что я могу ее выпустить под своим именем?
– Ну, ты скажешь, как всегда, что я принимала участие в разработке… – пролепетала Люля, уже понимая, что назад ходу нет.
Слава посмотрел на нее укоризненно.
– Ну что ты несешь? – мягко ответил он. – Ну какое «участие в разработке»?
– Хорошо, давай ее сделаем вдвоем!
– Люлька, – простонал он, – ну что ты ребячишься! Ты же прекрасно знаешь, что мое имя – это уже марка, которой соответствует определенный стиль – мой стиль, стиль Святослава Мошковского! Раньше я работал с твоими идеями, включая их в мой стиль. Теперь у тебя свой стиль, свой, понимаешь, балда?
Но она не желала понимать. Она не хотела свою коллекцию. Она не была к ней готова. И она не хотела расставаться со Славкой.
– И что с того?! – не сдавалась Люля. – Разве Маэстро не может себе позволить маленький прикол: выпустить коллекцию вместе со своим учеником? Ведь писали же великие художники картины со своими подмастерьями, которые позже сами становились великими художниками? Или писатели: Дюма – отец и сын? Или актеры? Просто надо придумать, как это подать, а на придумки ты мастер! Ты кого угодно можешь выпустить на подиум, верно? – пылко говорила Люля, видя, как постепенно разгораются Славкины глаза. – И суметь подать свою идею так, чтобы все ахнули! Так вот, теперь выпустишь на подиум свою ученицу, только не ножками, не физически, а коллекцией! Назовешь показ «Школа одежды», или «Академия моды», или еще как-нибудь и превратишь все в дивное зрелище!
Славка уже улыбался и даже чуть не облизывался. Идея ему явно пришлась по душе, он ее уже развивал в воображении, уже видел детали, уже шил костюмы, уже подбирал музыку и ставил свет.