Вот тогда-то он и обратился к купцу, чтобы тот показал товары.
Гудо быстро отобрал для Аделы лисью шапку, чепец, пару сапог на заячьем меху и отрез шерстяной ткани в три локтя и положил все это в предложенный торговцем мешок. Немного поколебавшись, он добавил еще несколько медовых пряников и две расписные деревянные игрушки для девочки.
Обрадованный столь скорой и достаточно крупной продажей, купец не скупился и отдал все это за четыре гроша. Затем он охотно согласился отнести подарки в дом Аделы и даже под каким-то предлогом вывести ее во двор. Он же и указал своему неожиданному покупателю плетеную изгородь, за которую когда-то загонялась на ночь живность. С ее угла хорошо был виден двор и маленькая дверь в домик.
Уже возле изгороди Гудо остановил купца и протянул ему оставшиеся деньги:
– Пусть купит весной поросят или овечек… Или что захочет.
Он узнал… Он вспомнил этот домик, этот дворик, эту изгородь. И его лицо запылало, а руки задрожали. Сюда привел его дьявол в первый раз. Сюда же он отправил своего раба и во второй.
Но что же произошло сейчас?
Неужели враг рода человеческого так и не оставил в покое горестную душу Гудо? Может, злая воля затуманила голову несчастного и, пользуясь этим, направила неразумное животное в это злосчастное место? Да к тому же еще дьявол подослал ему купчишку, встреча с которым грозила жестоким разоблачением.
И вот он стоит почти у того самого места, где, бросив девчонку наземь, прожигал ее душу фаллосом, возбужденным сатанинской кровью. Значит, Гудо опять во власти демонов и долгие годы невзгод и страданий, проведенных в мрачном подземелье Правды, не искупили его ужасные грехи. Напротив – не смея вырвать душу, дьявол превратил ее в ледышку и сковал семью печатями зла.
Гудо крепко стиснул зубы и закрыл глаза. Неужели Господь не смилуется и не убьет его в этот же миг? О милосердный Господь…
Но Господь распахнул двери домика, и за его порог ступила она…
Не имея имени, она приходила к нему множество раз то во сне, то в те мимолетные мгновения, когда Гудо закрывал глаза, жалея себя. Она приходила всегда безмолвная, со скрещенными на груди руками, и от ее обнаженного тела исходил слепивший его яркий свет.
Вот и сейчас сквозь закрытые веки Гудо почувствовал этот призывный свет и, сам того не желая, открыл глаза.
Не было никакого обнаженного тела, не было мучительно яркого света. Он увидел все еще молодую женщину, в старом тряпье и с непокрытой головой. Он всматривался в ее лицо, чистое, белое, с маленьким носиком и огромными, как у Божьей Матери, глазами, и чувствовал, как замирает дыхание.
В затылок ударила волна крови, и Гудо, согнувшись, поспешил за ближайшие деревья.
– Где вы, мой добрый господин? Где вы? Позови его, Грета. Твой голос звонче…
– Где вы, добрый господин? Мы хотим поблагодарить за великую щедрость и узнать ваше имя. Мы будем молиться за вашу светлую душу…
Он слышал их голоса, привалившись спиной к старой сосне и опустив свою огромную голову на грудь, и никак не мог отдышаться.
У девочки действительно был очень звонкий голос. Звонче любого колокола, нет, сотен колоколов. Этот голос способен был разбудить даже мертвую душу. И душа Гудо проснулась, согрелась и сбросила печати сатанинских сил. И если еще оставалась броня, созданная человеком из мрачного подземелья, то она уже вся покрылась трещинами. Но она все еще оберегала холодный разум и способность понимать происходящее. Возможно, только сейчас он понял, что не дьявольские козни, не случай привели его на это место, а что-то внутреннее, что сидело в нем и было сильнее дьявольской воли… и даже Божьей. Нет, он не провалился в беспамятство, а всего лишь на время усыпил разум и отдался тому, что было ему почти всегда запрещено, – желанию… Оно, именно оно маленьким свечным пламенем стало отогревать душу.
И вот желание сбылось. Мужчина увидел женщину. Но он видел ее глазами грешника, долгие годы пребывавшего в пустыне. Она же наверняка посмотрит на него, как невинно осужденная жертва смотрит на приближающегося к ней палача, вооруженного топором.
Но ведь на самом деле он и есть палач! Гудо-палач!
Человек в синих одеждах, оттолкнувшись от старого дерева, быстро, почти бегом бросился к своему коню и, легко вскочив в седло, пустился в надвигающиеся сумерки…
Гудо еще долго прислушивался к своей сердечной боли. Наконец он решился и очень медленно поднялся. Маленькими шажками добравшись к недавно сколоченным полочкам, он на ощупь нашел небольшую стеклянную бутылочку. Вместо нескольких капель Гудо сделал глоток и, поставив лекарство на место, такими же семенящими шажками вернулся в постель.
Вскоре ему полегчало. Боль притупилась, биение сердца стало ровнее. Он хотел было поблагодарить мэтра Гальчини, но сразу же отбросил эту мысль.
Гудо больше не мог о чем-либо думать и не желал ничего вспоминать.
* * *
В его дверь несколько раз постучали, но Гудо не открыл и не откликнулся. Он ожидал, что пришедший к нему Патрик решится толкнуть дверь и войдет, чтобы удостовериться в том, что палача нет дома, или в том, что палач дома, но скорее мертв, чем жив.
Но Патрик, пробормотав проклятия, так и не осмелился переступить порог его дома и, насвистывая, удалился прочь. Даже Патрик, по ремеслу вор, а по сути философ, не смог пересилить свое суеверие и принятые обычаи. Вот так, скорее всего, и умер в этом доме старый палач. Вот так, возможно, умрет и сам Гудо. И, наверное, умер бы.
Но над ним безотлучно висела тень мэтра Гальчини – и ненавистного врага, и добрейшего друга. Он бледнел, вспоминая учителя, и светлел лицом, используя его наставления.
А ученость мэтра Гальчини была воистину великой. Он знал и умел все. И как только это могло уместиться в одном человеке? Странным было то, что этот великий человек и словом не обмолвился, кто же, в свою очередь, был его наставником. В каких краях, в каких странах он побывал, и сколько лет ему понадобилось, чтобы достичь великих знаний. А больше всего Гудо мучил вопрос: почему Гальчини выбрал именно его? Раньше он очень много думал об этом. Но так и не пришел к окончательному решению.
Гудо скривился. Тень Гальчини опять превратилась в дымку. И не приведи Господь, чтобы дымка обрела телесные формы…
Гудо вздохнул и поднялся с кровати. Так как он, как и большинство людей, спал в одежде, ему понадобилось совсем немного времени, чтобы натянуть сапоги и укутаться в плащ.
Сердце уже полностью успокоилось, жар спал. Несмотря на то что он более суток не держал даже крошки во рту, есть ему не хотелось. Ему нужно было двигаться и немного побыть среди людей. Как бы странно это ни звучало для Гудо.
Вскоре он прошел через городские ворота и, как всегда, не поприветствовал охранников. Впрочем, как и они его. Ему не о чем было говорить с вечно сонными городскими стражами. А им и вовсе не хотелось обращать на себя внимание господина в синих одеждах.