– Как он может продать то, что ему не принадлежит? – усмехнувшись, ответил Маркус. – Этот тракт я сдаю графу в аренду, и каждый солдат обязан вносить нам плату от его имени.
Рейтар делано рассмеялся:
– И что же, лесной мужичок, какова твоя плата? Мешок с навозом? Или овсяная торба?
Краем глаза Маркус заметил, как зашевелились кусты за спиной у солдат. Конрад и его парни уже на месте. Хорошо. Солдаты сейчас у подножия холма, и на них нацелена дюжина аркебуз. Наверное, они уже успели пожалеть, что сразу не пришпорили своих лошадей.
– На хорошей дороге и плата хорошая. Оставите нам коней, оружие и кошельки. Иначе оставите свои потроха.
На этот раз смех всадника был вполне искренним.
– Да ты ополоумел, дружок! – воскликнул он. – Чтобы имперский рейтар отдал свою лошадь грязному мужику?!
Маркус плотнее прижал приклад.
– В таких случаях принято считать до трех, – сказал он. – «Раз» – отсчитаю я сам. «Два» – мой друг Вильгельм, который целит в твою тупую голову. «Три» – произнесут наши ружья.
Рейтарская лошадь захрапела, выбила нетерпеливым копытом несколько комьев глины.
– Освободи дорогу, мудак, – процедил всадник. – Иначе…
– Постой, Курт, – тронул его за плечо второй рейтар. – Разумные люди всегда смогут договориться.
Он приложил руку к козырьку шлема, посмотрел вверх, туда, где стоял на склоне холма Маркус. Посмотрел – будто примерился.
– Кто бы ты ни был, умный или дурак, согласись: всаднику нельзя без лошади, – спокойно произнес он. – У нас при себе немного денег – забирай. Еще дадим вам три пистолета. Но не более того. Плата за остальное – твоя дырявая голова и пробитая печенка.
– Раз, – отчетливо произнес Маркус.
Но солдат лишь невозмутимо похлопал гриву своей лошади.
– Будь благоразумен, мой друг. Судя по шевелению в кустах, вас здесь около десяти. Верно? А нас всего трое. Сила на вашей стороне, спорить не стану. Но знай: дойдет до драки – прихватим кое-кого из вас с собой, за компанию. Мой друг Курт славен в полку тем, что пробивает с двадцати шагов бубнового короля, из пистолета, прямо по центру. А уж попасть в твою недозрелую тыкву – это гораздо проще.
Линия аркебузного ствола, начинаясь от плеча Маркуса, заканчивалась на уровне головы рейтара. Но юноша медлил нажимать на спусковой крючок.
– У всякого товара – своя цена, – продолжал разглагольствовать всадник. – Только глупец станет платить золотом за солому и собственной кровью за чужие портки. Без крови ты можешь взять наши деньги и три пистолета. Подумай!
В голосе всадника звучала уверенность и наглость – и ни капли страха. Про рейтаров говорят, что они лучшие стрелки во всей Империи. Пожалуй, этот говорун прав – ни к чему проливать кровь, если можно окончить все миром.
– Вот что, – крикнул Маркус после короткой заминки. – Сверх того, что ты назвал, оставите нам одну лошадь. Остальное – при вас.
Рейтары переглянулись.
– Сойдет, – кивнул второй. – Забирайте. И катитесь к черту.
– Не вздумай глупить, – предупредил Маркус. Но рейтар лишь беспечно пожал плечами.
По знаку Эрлиха из-за кустов вышли четверо – Петер Штальбе, Якоб Крёнер и двое сыновей Грёневальда – и стали спускаться по склону.
Снова стал накрапывать дождь, земля поскучнела.
Рейтар насвистывал под нос какую-то песенку. Ветер подхватил и донес до Маркуса ее обрывок: «Кому в войне не хватит воли, тому победы не видать…»
Кивнув Альфреду и Цинху, чтобы следовали за ним, Маркус сбежал вниз, к подножию холма.
Петера и всадников разделяло не больше десяти шагов. Первый рейтар – тот самый, которого его товарищ назвал именем Курт, – похлопал по шее беспокойно фыркающую лошадь, и та переступила немного вперед.
Все спокойно.
– Держи их на прицеле, – обращаясь к Цинху, сказал Маркус. – Кто его знает, что они могут…
Договорить он не успел.
Едва нога Петера Штальбе ступила на край дороги, второй рейтар вдруг коротко выкрикнул «Х-хе!» и ударил шпорами лошадиные бока с такой силой, что брызнула кровь. То же сделали и его товарищи – пришпорили коней, рванули из кобуры пистолеты. От неожиданности Петер отшатнулся, нога его проехала по мокрому склону, и он упал на траву. Остальные, опешив, смотрели, как срываются с места хрипящие рейтарские кони.
Серебряный свет вспыхнул на лошадиных боках, сонное, придушенное спокойствие дороги взорвалось, разлетелось черными тенями в стороны.
Маркус сжал ствол аркебузы, целя в голову первого всадника, но в этот момент Гюнтер Цинх крикнул у него над ухом: «Осторожно!» В ту же секунду грохнул выстрел, и свинцовый шершень ужалил Маркуса в правое плечо. Всего лишь царапина! Он дернулся, отступил на шаг, не выпуская из рук аркебузы. Выстреливший в него рейтар гнал лошадь прямо, на ходу отшвыривая разряженный пистолет и вытаскивая второй.
«Каждому рейтару полагается иметь при себе два пистолета, – вдруг промелькнули в Маркусовой голове сказанные кем-то слова. – А третий они засовывают за сапожное голенище».
Выстрелы прокатились друг за другом, как барабанная дробь. Вильгельм Крёнер, Чеснок и Каспар Шлейс разрядили свои аркебузы в рейтар, а те пальнули в ответ. Эрих Грёневальд упал, хватаясь за окровавленное предплечье. Одна из лошадей захрипела и повалилась в сторону, увлекая за собой седока. Гюнтер Цинх возился с ружейным замком.
Двое оставшихся всадников были почти рядом с Маркусом – всего несколько шагов. Все больше и ближе казались теперь лошадиные морды, с обезумевшими круглыми глазами, надутыми жилами, летящими на землю клочьями пены. Поверх лошадиных голов струной вытянулись руки рейтаров, и продолжением рук были черные, заправленные смертью дула. Гаркнул сзади еще один аркебузный выстрел – но пуля ушла в пустоту.
Маркус задержал дыхание. Удивительно, как быстро в такие моменты проносятся мысли в человеческой голове! «Меня пристрелят или втопчут в грязь, – думал он, отрешенно глядя, как взъяренное болью и страхом животное перегрызает желтыми зубами стальной мундштук, как медленно взлетают над землей выпачканные грязью копыта. – Ничего не поделаешь. Нужно стоять до конца».
Только теперь, когда уже было поздно, он понял, что уступчивость рейтаров была лишь уловкой. Им нужно было выманить часть людей из леса, из укрытия, сделать так, чтобы они ослабили свое внимание, перестали целиться. Вдобавок ко всему те четверо, что спустились к дороге, на некоторое время закрыли линию обстрела для Вильгельма и Чеснока.
Но теперь глупо размышлять об этом, все равно ничего не изменишь. Через несколько секунд он отправится вслед за своим отцом. Господи Боже, прости мне мои грехи…
Маркус выстрелил. Ближайшего к нему рейтара ударило чуть повыше груди, прыснула рваным лоскутом кровь, и всадник вывалился из седла, мыском сапога зацепившись за стремя, обвисая вниз руками и головой. Второй рейтар летел прямо на Маркуса – было видно его покрытое угрями лицо и распахнутый, рвущийся от беззвучного хохота рот. Дуло пистолета смотрело в лоб Эрлиху.