Тут особо уговаривать не пришлось. Действительно, дела пока были способны подождать. В отличие от шашлыков, которые по такой погоде остывали просто с потрясающей скоростью.
За два месяца до текущих событий (декабрь (студень), 988 год). Византия, неподалеку от Пловдива
Война и так складывалась для империи неудачно, но очередное проигранное сражение ударило по сердцу Василия особой болью. Последний раз нечто похожее он испытывал лишь у Траяновых Врат, когда была уничтожена большая часть собранного войска, а сам он едва успел спастись бегством. Но было и отличие. В той роковой битве войско попало в умело организованную Самуилом засаду, было зажато в ущелье и выбивалось в великолепных для врага условиях. Теперь же…
Проклятая дорога меж Ихтиманом и Пловдивом! Прошло всего два с небольшим года, и она снова стала местом, где империя потерпела новое, не менее серьезное поражение. А сначала у него и его военачальников были такие радующие душу и сердце мысли. Те самые, о наступлении через Констанцу и Софию. Захватив последнюю, можно было думать и о том, что не так давно проделали войска самого Самуила – о рассечении Болгарии на две части. Причем столица, Пре-слав, была бы отсечена от самого Самуила и его армии. А там уж можно было если и не продолжать наступление, так хотя бы договориться о перемирии или даже мире на подходящих условиях. Временном конечно. Ведь Византия не может оказаться побежденной, она есть Рим второй, не чета первому, италийскому, давно уже утратившему былое величие, ставшему лишь придатком германского императора Оттона III.
Все это было, все обдумывалось, но пошло прахом. Самуил, войска которого должны были быть далеко отсюда, чуть ли не у Салоник, оказался слишком хитер. Оставив пехоту, он со всей своей кавалерией делал огромные переходы, по возможности меняя лошадей не всегда на лучших, но на свежих. И сумел добраться. Мало того, подошли войска из Софии, Бояны, Перника и из крепостей помельче. В качестве же последнего груза он бросил на свою чашу весов венгерских наемников. Этим было все равно, за что и за кого сражаться, лишь бы не во вред своим землям и за хорошую плату. А царь болгарский не поскупился, щедрой рукой разбрасывая золото тем, кто не поленится протянуть за ним руку.
Не поленились многие. И все три части войска, соединившись, обрушились на воинов империи, застав их во время марша по той самой проклятой Богом дороге. Никаких особых хитростей, засад, новых тактических ходов Самуил не придумал. Может, не смог, а может, и опасался, что новое окажется менее полезным, чем старое и проверенное временем. Предводитель болгар использовал те сильные стороны, что уже были у его войска: боевой дух, преимущество в кавалерии, а еще в той ее части, которая называлась конными стрелками. Теми самыми, которыми всегда славились славянские народы: русичи, венеды и даже болгары. Сейчас это умение несколько приугасло, но даже затухающее пламя костра оказалось способно доставить большие проблемы.
Император не собирался играть со смертью в кости, ставя на кон свою голову. Именно поэтому, когда стало ясно, что битва проиграна, он, оставив пехоту на съедение, пустился в бегство под прикрытием экскувиторов и катафрактов, этих отборных частей конницы.
К некоторому удивлению, войско Самуила не преследовало бегущих. Зато пехота уничтожалась безжалостно, до последнего человека. Вражеский полководец предпочел целиком уничтожить менее подвижную часть войска, давая уйти более подвижной. Пленные… Они болгар не интересовали.
И все же битва была проиграна. Потери велики, стратегическая инициатива вновь полностью перешла к болгарам, да и недовольство охлоса своим императором могло в скором времени перейти от глухого ропота к череде мелких мятежей. А ведь Варда Фока, засевший в Антиохии и на Кипре, с радостью воспользуется любой возможностью. И с Самуилом заключит мир, легко сбросив как выкуп еще сколько-то провинций вдобавок к уже завоеванным болгарами. Это понятно, сам Василий на его месте поступил бы так же.
Что ж, если империя становится слаба на полях сражений, приходится основную тяжесть противостояния переводить в иные сферы. Так уже не раз было, поэтому император не сомневался относительно того, что ему предстоит делать. Задержавшись в Пловдиве на день, дабы убедиться, что крепость готова к осаде, Василий, окруженный верными людьми и экскувиторами, не щадя коней, направился в Константинополь. Меч временно должен был спрятаться в ножнах, а его место занимало перо. То самое, которым пишутся письма и договоры о мире или перемирии. А помочь в этом ему должен тот, кто был абсолютно верен империи вообще и ему лично, да к тому же знал толк в душах человеческих…
* * *
Византия, Константинополь
Велик и могуч Константинополь – Рим второй, Восточный. Это не оспаривается никем – ни врагами, ни союзниками, ни тем более самими византийцами. Крепкие стены, величественные дворцы, сила и мощь расквартированных в городе войск. Да и множество боевых и торговых кораблей в бухте напоминают о том, что сила империи не только на суше, но и на водяной глади. Причем на воде византийцам почти не приходилось терпеть поражений.
Вот только дыхание войны чувствуется даже здесь, в сердце империи. Опасливый шепот о тяжелых поражениях имперской армии под предводительством самого Василия II, слухи о том, что мятежник Варда Фока в своей Антиохии вот-вот снова сунется в соседние провинции… С разговорами и слухами борются сурово, хватая обладателей чересчур длинных языков, сурово наказывая, чтобы у других и мысли не возникло повторять подобное. Плети, вырывание языков для особо разговорившихся. Крупные денежные штрафы, но это только для тех, кто способен заплатить полновесными золотыми монетами.
И оживившиеся обитатели трущоб, городского дна. В последнее время шайки воров, грабителей, наемных убийц усилились, получив подкрепление, втянув в себя немалую толику дезертиров. В основном из псилов, то есть легкой пехоты, что несла в боях больше всего потерь.
Это пополнение было как нельзя кстати. Ведь к предводителям шаек в последнее время стали наведываться неожиданные гости с востока. Манили будущей богатой добычей, но уже сейчас соблазняли золотыми и серебряными кругляшами. Денег было не так много, чтобы отбросить обычные дела вроде грабежей, но достаточно, чтобы не отмахиваться от слов, чтобы всерьез задуматься. А задумавшись, готовиться к тому, чтобы выступить по получении сигнала. Того сигнала, что дадут посланцы Варды Фоки, метящего на императорский трон.
Знал ли о происходящем в его столице Василий II, император Византии? Пожалуй да. Принимал ли всерьез? Такой же ответ. Но еще он осознавал и то, что пока длится столь несчастливо складывающаяся война с болгарами и не подавлен мятеж Варды Фоки – покоя не видать. Империя слабеет, она не в состоянии вести сразу две серьезные войны, одна из которых еще и внутренняя, с противником, знающим изнутри все твои сильные и слабые стороны. А значит, он прав в своем стремлении выскользнуть из охватывающей его паутины.
Стоящий у окна и смотрящий на город Василий несколько раз глубоко вздохнул, набираясь сил перед не самым приятным для него разговором. С тем человеком, что сейчас сидел, перебирал свои любимые жемчужные четки и смиренно ждал, когда его повелитель выскажет свою волю. А ему, императору, придется хотя бы для самого себя признать, что он ошибся. Ошибся в тот момент, когда посчитал мятеж менее опасным, чем войска болгарского царя. И еще тогда, когда потешил свое самолюбие, приказав оскопить Романа Крумида. Не послушал совета, что одно это известие станет для Самуила не устрашающим, а придающим новые силы и усиливающим ненависть к Византии в целом и к нему особенно.