От скуки ратники запросились на охоту.
– Хорошо, ступайте вдвоем, но – далеко не уходить.
Вернулись ратники к вечеру, довольные удачной охотой. Принесли двух битых зайцев – неплохой приварок к однообразной казенной еде. Свежей убоины мы не ели с того дня, как заступили в дозор. С этих пор я иногда отпускал двух любителей охоты за дичью. Им – развлечение, всем – сытная добавка к обеду.
А однажды примчался Тимьян, в одиночестве и запыхавшийся.
– Боярин, мы там кабана завалили – здоровенный! Самим не донести. Разреши лошадь взять.
– Бери, только чтоб ноги не сломала, а то домой пешком пойдешь.
– Мы осторожно.
Сияющие от радости охотники заявились часа через два. Лошадь еле дотащила к дозорной избе кабана. Мы его вчетвером с трудом подняли.
Ужин получился знатный. Мясо жарили, варили и наелись от пуза. А большая часть туши висела на суку на веревке. В избе не положишь – тепло, на снегу не бросишь – росомаха или волк полакомятся дармовщинкой. Так что мы просто воспользовались старым дедовским способом.
Мясом объедались неделю, из копыт и головы сварили холодец. На выброшенные потроха и обрезки слетелось воронье, оглушительно каркая и устраивая драки. Ратники с интересом наблюдали за ними – делать было все равно нечего.
Иногда, чтобы самому не заплесневеть, я проводил с ними занятия – на саблях, ножах, рассказывал о воинских хитростях, о маскировке, взаимодействии с товарищами. Было бы неплохо пострелять, освежить навыки, да я побаивался, что соседние дозоры всполошатся – на морозе звуки далеко разносятся.
Где-то через неделю после удачной охоты дозорный с вышки закричал:
– Вижу всадника на реке, в нашу сторону скачет.
Что-то интересное: за все время сидения нашего на засечной черте это – в первый раз.
Я схватил мушкет, взял с собой Федора, и мы поспешили к реке. Действительно, справа по льду реки в нашу сторону во весь опор мчался всадник. Пока он еще был далеко, и нельзя различить – чей он? Татарин или наш? Если наш, чего по пограничной реке скачет – или случилось что?
Всадник приблизился, и я разглядел лохматую лошаденку, татарина в тулупе и лисьем малахае. За спиной виднелся саадак с луком.
Делать тебе здесь нечего – чужие тут появляться не должны.
Я улегся в снег, прижал мушкет к дереву для устойчивости. Федор, глядя на меня, проделал то же самое. Черт, далековато до всадника – метров сто пятьдесят, практически – запредельно. Прицельная стрельба из мушкета пулей возможна метров на пятьдесят-семьдесят. А тут – двойная дистанция, да еще и цель быстро движется.
Я вынес упреждение, повел стволом перед всадником, нажал спуск. Громыхнуло сильно, приклад привычно ударил в плечо. Всадник продолжал скачку, лишь погрозил нам кулаком.
Но все-таки я куда-то попал. Конь начал замедлять бег, и метров через пятьдесят сначала остановился, потом упал на бок. Татарин успел соскочить.
– Стреляй, Федя, пока он стоит!
Федька выстрелил. Мимо! Было хорошо видно, как пуля угодила в лед реки, выбив сноп ледяной крошки.
Татарин сплюнул в нашу сторону и побежал дальше.
Наши лошади – в конюшне, пока за ними сбегаешь, пока оседлаешь – не догнать татарина, спрячется где-нибудь. Бегом догонять – у него слишком большое преимущество в дистанции. А стрелять уже невозможно – оба мушкета разряжены. Так и ушел татарин.
Федька сбегал к убитой лошади, осмотрел, вернулся назад.
– Пуля в легкое угодила, потому она не сразу пала, – заявил он. – Даже седла на лошади нет, – сплюнул холоп. – Вообще-то я в татарина целил, а не в лошадь. Далеко уж очень было, потому и промахнулся.
– Где же промахнулся! И так выстрел удачный – на таком-то расстоянии. Я и близко не попал.
История эта имела свое продолжение. Через два дня мои любители охоты пошли за дичью, но вскоре вернулись назад.
– Боярин, следы от сапог на снегу. Идут от Суры, в тыл – нас обходят стороной.
– Двое остаются здесь, один, как всегда, на вышке. Вы двое – со мной, показывайте, где след видели. С собою взять мушкеты.
Мы быстрым шагом, почти бегом направились в лес. Мы бы и побежали, да снег глубокий не давал, и так через пару сотен метров пот по лицу градом катился.
– Вот! – остановились ратники и указали на след.
Я присел, внимательно оглядел следы. Шел один человек – след не утоптан, как это бывает, когда по следу одного идут несколько человек. Явно татарин – следы сапог без каблуков, скорее всего – зимние ичиги.
– За ним! – Меня охватил охотничий азарт.
Чего татарину в наших тылах делать? И как он сюда без лошади забрался? Не тот ли это татарин, лошадь которого я подстрелил несколько дней назад?
Следы шли широким полукругом вокруг нашего зимовья и выходили прямо к нему.
У избы послышался шум. Мы кинулись туда. На снегу перед избой лежал молодой татарин, на нем сидел мой холоп и вязал ему руки.
– Стервец, с ножом на меня кинулся, вот – тулуп пропорол, такую хорошую вещь испортил.
– Ты кто таков, что здесь делаешь?
Татарин молчал, только зло смотрел исподлобья.
– Ну молчи. Поднимайте его, пошли – отведем к воеводе, пусть он сам с ним разбирается.
Мы с ратниками привели его к воеводе, сдали с рук на руки. Поговорили с воеводой о службе, а в обратную дорогу холопы прихватили полмешка крупы и сухари.
– На других участках спокойно, только вот у тебя лазутчик объявился. Ничего, у нас мастера есть – заговорит. За службу – спасибо.
И снова потянулись унылые однообразные дни.
Снега прибавлялось, и я с тревогой ожидал уже скорой смены. Как-то мы на лошадях отсюда выберемся?
Наконец, через две недели прибыла смена, причем пришла она не с тыла, а прискакала по льду Суры.
Сначала о войске известил дозорный. Мы уже всполошились было, да разглядели русских. В сторону нашей заставы отвернули всадники, и вскоре мы уже обнимались с новыми дозорными.
– Ты глянь, Иване, вышка появилась. Удобно.
– Вы откуда будете?
– Тиверцы мы. Как служба?
– Скукота.
– Оно и хорошо. Нам срок плохой выпал. Как раз по весне менять будут, грязищи – по брюхо коня. Вы-то сейчас по льду, полдня – и Волга уже, там поспокойнее, да и дороги санями накатаны.
Холопы быстро собрали вещи в изрядно похудевшие переметные сумы, взнуздали застоявшихся коней, а от Суры уже кричал Никита:
– Эй, Георгий, где вы там?
Мы выбрались через сугробы на лед реки и пустили коней в галоп. Скакать было удобно – лед ровный, со старым снегом поверх, следы прошедших тиверцев видны хорошо – можно скакать, не боясь угодить в полынью.