Я сидел у борта, рядом со сходнями. Был уже вечер, но лица метрах в трех еще различались. На пирсе послышался разговор. Я непроизвольно прислушался, и не зря. Невидимый мне мужчина разговаривал с матросом соседнего ушкуя нашего каравана. Не встречался ли, мол, в Нижнем мужчина именем Юрий? И обрисовал мой словесный портрет. Значит, все-таки ищут, не забыл обо мне князь. Конечно, я перестал брить волосы на голове с тех пор, как ушел из дружины.
Большинство ратников ходили с бритыми головами – не так потеет голова, и в бою невозможно ухватить рукой волосы, коли шлем сбит.
Я осторожно приподнялся над бортом, всмотрелся. Нет, дружинник мне не знаком. Матрос с ушкуя ответил, что Юриев не знает, тем более – с бритой головой.
Дружинник ушел, а я перевел дух и возблагодарил случай, не давший мне пойти к князю. Подозреваю, что вернуться назад мне бы не дали.
Через день после разгрузки товара охранники и большая часть матросов пошли в город – вина в трактирах попить, подарки для родни прикупить. Я же, сказавшись нездоровым, отсиделся на судне. Люди князя могут контролировать все пристани и дороги, или невзначай попадется в городе кто-либо из знакомых. По чести сказать, и знакомых в Москве у меня не было, только дружинники да прислуга в княжеском доме. Выполняя задания, я больше бывал в других частях страны и даже в других странах, чем в столице.
После погрузки товаров, купленных в Москве, Иван заметно повеселел, улыбался, шутил. Видимо, продал свой товар с хорошей прибылью. А у меня настроение было плохое. Меня искали люди князя. И вообще, на душе было неспокойно. Князь – ладно, не нашли до сих пор и дальше могут не найти, тем более время идет, появятся новые заботы, и мои поиски могут отойти на второй или более дальний план. А вот почему тревога в душе – понять не могу. И чем ближе мы подплывали к Нижнему, тем сильнее становилось мое беспокойство.
Обратно плыли вообще удачно, ветер попутный дул в паруса, течение подгоняло. Еще один день – и будем в Нижнем. Может быть, с Еленой что случилось?
Ночью я закрыл глаза и попытался проникнуть в ее сон. Что-то непонятное – огонь, пожарища, дым, мелькают татары с оружием. Нет, непонятно.
Я уснул и проснулся утром с четким осознанием, что сон был непростой. Как бы в наше отсутствие татары на Нижний не напали.
Я подошел к Ивану:
– Далеко ли до Нижнего?
Иван всмотрелся в берега:
– К вечеру дома будем.
– Мой тебе совет – держись левого берега, к правому не приставай. Ежели встречные суда увидишь – остановись, расспроси.
– А что случилось?
– Нехороший сон видел, – соврал я, – что в наше отсутствие татары город осадили.
– Свят, свят, свят, – перекрестился Иван. Потом задумался, припоминая. – А ведь и правда – вчера встречных не было, сегодня – тоже. Эй, Никита, – окликнул он кормчего, – сегодня суда навстречь попадали?
– Нет ишшо.
Иван перестал улыбаться. Если город осажден, делать нам на пристани нечего. Груженые ушкуи угонят вниз по Волге – Итилю, прямиком в Казань, а матросов возьмут в полон. И суда и груз достанутся татарам. Во время боевых действий неписаный закон – не трогать купцов и груз – не действовал.
– Может, назад повернем, тут до Рязани два дня ходу?
– Нет, Иван, пока беды нет, чего дергаться? Когда до Нижнего будет недалеко – верст десять-пятнадцать, пристанете к левому берегу – хорошо бы у деревеньки какой. Я схожу в Нижний, все разузнаю и вернусь. Коли плохо дело и татары город в осаду взяли – уйти можно, а если ничего не случилось – вот он, город, недалече.
– Разумно молвишь. Ну, да ты в ратных делах куда как смышлен. Я во всем полагаюсь на тебя.
– Жди четыре дня, Иван. Ежели не вернусь вовремя – разворачивай суда и уходи вверх по Оке.
– Ой, беда! – запричитал купец. – У меня семья там, а я здесь.
– Еще ничего не ясно, а ты уже охаешь. Иван, возьми себя в руки.
– Хорошо, хорошо. Только ты там обязательно моих проведай – как Лукерья, как детки.
– Слово даю. Только людям своим не говори ничего, ни к чему беспокоить. Глядишь, обойдется все.
– Так, так, правильно говоришь, я нем как рыба.
Часа через два хода по пустынной реке на повороте показалась деревушка. Купец распорядился пристать к берегу. Команда недовольно заворчала:
– Какой отдых, до дома – меньше полдня пути.
Но Иван был непреклонен. Во всем, что касалось денег и дела, купец был жестким и расчетливым.
Я легко соскочил на берег. Не дожидаясь, когда установят сходни, отвязал маленькую лодочку, что болталась на веревке за кормой, и принялся работать веслом. Гнал как на соревнованиях, и часа через три город стал виден как на ладони. Предместья города горели, по улицам скакали и бегали татары. Уж их одежды, шлемы и вооружение я не спутаю ни с какими другими. Кто успел – убежали в крепость. Те жители, что остались, в полной мере пожинали плоды своей нерасторопности.
Крепость осаждали с южной стороны, в городе хозяйничали с восточной и южной. Мне было видно, как толпы беженцев, таща на себе самое ценное, уходили из еще не захваченных татарами районов города в окружающие леса. Успеют дойти – спасены, в леса татары не суются.
Так, пока надо найти дом купца. Прикинув приблизительно, где он располагался, я помчался туда. Улицы как вымерли, дома стояли с распахнутыми дверьми и воротами. Сейчас здесь не было татар, не было и жителей.
Вдали мелькнул человек, но, увидев меня, тут же юркнул в проулок.
Почти квартал пришлось идти быстрым шагом. Бежать я не хотел, опасаясь сбить дыхание. Наткнешься внезапно на татар – тяжело драться со сбитым дыханием.
Вот и дом купца. Ворота и калитка закрыты на запоры. Татар это не остановит. Перелезет джигит через забор, распахнет ворота – и десяток грабителей с визгом и воплями ворвется во двор, а затем и в дом, хватая все, на что упадет взгляд.
Вот и я стучать не стал – просто перепрыгнул забор и направился к дому. Дверь заперта, наружного замка нет. Стало быть, в доме кто-то есть. Я заколотил рукою в дверь. Почти тотчас раздался старческий голос:
– Кого нечистая принесла в лихую годину?
– Охранник я купеческий, послан узнать – успела ли Лукерья с детишками в кремле укрыться?
За дверью загремели запоры, она приоткрылась, вышел дед «сто лет в обед». Я такого раньше в доме и не видел.
– Ушли они, давно ушли – с детками, и супружница, значит, евонная.
– А ты кто, дедушка?
– Сосед я их, из дома напротив. Уходить – стар уже, а тут за домом присмотрю.
– И ты бы уходил, сосед. В плен тебя не возьмут – года большие, так походя зарубить могут.
– Однова помирать срок, сынок.