– Много наслышан о тебе, Юрий. Сначала от купца Святослава Корнеевича, уважаемого торгового человека, коего дочь ты из плена с блеском вызволил, потом от Крякутного, нынешнего твоего нанимателя, духовный отец мой, отец Кирилл, от тебя в восторге полнейшем. В городе опять же за столь короткое время твоего пребывания показать себя успел.
– Гаврила, ты на меня поглядеть приехал и похвалить? Так я не золотой талер – дело сказывай.
– Точно, и о характере твоем непростом говорили – так оно и есть.
Пока одно словоблудие сплошное.
– Дорогой гость! Ежели дело ко мне, давай о деле поговорим. Коли пустой разговор – извини, свои дела у меня.
– Экий торопыга. Конечно, дело есть, не приехал бы попусту.
То, что есть дело, я сразу понял, как услышал фамилию. Кто же, в Нижнем проживая, не знает одного из богатейших людей города? В лицо я его не знал, но фамилия на слуху, серьезная фамилия, уважаемая.
Но купец тянул время, начав о погоде, о ценах на урожай. Потом внезапно, будто бы вспомнив что-то, спросил:
– Не хочешь от Крякутного ко мне перейти? Вдвое от Ивана платить буду. И работа та же – меня охранять да товар мой беречь.
– Крякутной не простой наниматель, меня с ним связывают не только дела. Когда у жены татары дом спалили, он приютил, работу дал. Деньги – дело наживное, хорошо, когда они есть. Но и совесть быть должна.
– Втрое плачу.
Я отрицательно покачал головой.
– За такие деньги и найми троих, втрое лучше будет.
– Удачлив ты больно, умен зело. Кто мог помыслить, что по смерчу из пушки стрелять надо. Есть у меня охранники – как без них, только сила у них есть, а мыслить не могут. Откель тогда удача возьмется. Я ведь богат не потому, что на печи лежу. Благоволение Господне нужно, это понятно. Но на Бога надейся, а сам не плошай. Ничего бы у меня не получилось, коли на семь шагов вперед не просчитывал. И людей стараюсь к себе взять таких же, чтобы опереться можно было, не подвели и исполнили в точности, что хочу.
– Нет, купец. После знакомства с тобой уважения к фамилии твоей прибавилось, но не могу. Это мое последнее слово.
Купец вскочил, заходил по трапезной. Лицо его покраснело, видно, не привык встречать отказа. Обычно, когда говорят – это мое последнее слово, продолжать далее разговор – пустое. Но купец уселся снова.
– Ладно, не хотел вот так, сразу, но придется. Дочь у меня есть, Антонина, пятнадцати годов, на выданье девка, красавица – вся в мать. Снюхалась с боярином местным, Илюшкой Лосевым. Так себе боярин. Ликом красив, врать не буду, однако беден, можно сказать – гроша ломаного за душой нет, а гонору – на пятерых хватит. Мы уж с ним по-хорошему – дескать, не пара она тебе, боярин. По-отцовски ее увещевал: найду я тебе достойного мужа из купеческого сословия. «Нет, – кричит, – я его больше жизни люблю!» Что ты будешь делать? Уж мать ее за косы таскала, я вожжами поучил, да видно – без толку… Надысь дочка пропала, сказала – с подружками гулять, на посиделки, и до сих дома не объявлялась. Я – домой к Илюшке, а его и след простыл, сбег. Домашние сказали – оседлал лошадь и уехал, не сказав куда. Еще и надо мной насмехались – мол, за дочерью смотреть лучше надо.
– От меня-то чего хочешь?
В принципе, я уже и сам понял, что он хочет, после его последних слов.
– Найти бы их, обоих найти. Антонину в доме запру да замуж выдам, а Илюшку – под суд княжеский, неча девиц соблазнять.
– Помилуй бог, Гаврила! Где же их искать, Русь большая.
– Потому к тебе и пришел, что удачлив ты да умом не обижен.
– А если любовь у них?
– Да пусть любит кого желает. Жениться на ней он не хочет – не боярского-де звания девица. А в блуде – нельзя. Семья быть должна, детишки от законного супруга. Для кого я приданое собирал? Позор-то какой на мою голову! Теперь и мужа достойного не сыскать, порченая девка. А уж как мы ее холили да лелеяли, ни в чем отказа не знала. Старший сын весь в меня, серьезный. А любимица вон чего вытворила. Ну, вернется – я ей покажу, как фамилию чернить, ровно подлого сословия, а не купеческого. Ну так что, возьмешься ли?
– С Иваном как быть? Он днями с товаром во Владимир собирался.
– Мне бы твое согласие получить, а с Иваном я договорюсь. На худой конец ему своих охранников одолжу, мало будет – двух-трех человек дам.
– Хорошо, договаривайся с Иваном. Коли согласен он будет, попробую сыскать, но ручаться не могу. Парсуна ее есть ли?
– Нет, – развел руки купец. – Как-то не довелось мастера встретить, чтобы лик ее написать.
– Как же мне ее искать, когда я ничего, кроме имени, не знаю? Куда отправилась – неизвестно, как выглядит – непонятно.
Купец огладил бороду.
– И правда. Вот что: дочка на мать похожа очень, только моложе. Может, на родительницу поглядишь?
Пришлось согласиться, хотя все это – очень относительно.
Мы с купцом на его возке поехали к нему домой. Правил лошадью он сам – приехал без кучера, хотя и люди есть, и в деньгах не стеснен. Вероятно, хотел, чтобы его поездка ко мне осталась тайной.
Дом купца впечатлял: раза в два больше, чем у Крякутного, первый этаж из камня, еще два – бревенчатых. В окнах – не слюда, а настоящее стекло, большая редкость в силу дороговизны. Да и везти его приходилось из-за моря, не делали стекло пока на Руси. Двор выложен дубовыми плашками – очень удобно, грязи после дождя нет, долговечно. Во дворах победнее двор застилали соломой, почти каждый день ее приходилось менять.
Мы прошли в дом, сразу в трапезную. Еще в сенях расторопная прислуга выскочила за указаниями.
– Супружницу ко мне!
Прислуга исчезла.
Через пару минут, едва мы уселись, в комнату вплыла – по-другому не скажешь – лебедь белая. Красавица лет тридцати пяти – тридцати семи, с толстой русою косой из-под кокошника, стройным станом и горделивой походкой. Пава! Почему-то мне вспомнились слова из известного кино: «Бровьми союзна, губы алые…» ну и еще что-то в этом духе. Действительно хороша!
Красавица увидела, что хозяин не один, а с гостем, и быстро вышла, чтобы вернуться с серебряной ендовой, полной хмельной медовухи. Я, как принял из ее рук ендову, ахнул – здесь же литра полтора. Вручив ковш, хозяйка поклонилась. Делать нечего: хоть и не хотелось пить, а надо. Медовуха была очень хороша, и я осилил ендову без особого труда. Перевернув, я с поклоном вручил ее хозяйке.
– Присаживайся, хозяюшка любимая, Аграфена Власьевна! Познакомься: Юрий, Григорьев сын.
Я привстал и отвесил поклон. Оба мы с любопытством уставились друг на друга. Я изучал ее лицо, пытаясь определиться с приметами, запомнить особенности. Она же, взглянув, отвела глаза.
Гавриле явно не понравилось, что я так бесстыдно пялюсь на его супругу.