– При деньгах, задаток мне оставил.
– Может, его того?! – Хозяин дома чиркнул по шее. – Да денежки и забрать? А лошадей на торг отгоним.
– Я не против. Он один, через два дома от меня ночевать устроился – я посмотрел.
– Вот завтра его и прикончи в конюшне, только во дворе не наследи, не как в прошлый раз.
Попрощавшись, Равиль отправился к себе в деревню, в лесу стал распевать во все горло веселую песню на башкирском. Языка я не знал, но то, что веселая, было и так понятно.
Вот гад! Ему человека прикончить – в радость. Надо воспользоваться моментом: вокруг темно, свидетелей нет.
Я коршуном налетел на него, с лета ударил его по голове. Песня прервалась, башкир упал на дорогу. Весело ему, ишь, новый Басков объявился.
Я связал ему руки его же поясом, похлопал по щекам. Башкир очухался. Попытался сесть – получилось со второго раза, мешали связанные руки. Увидев мое лицо рядом, растерялся, глаза забегали.
– Что, Равиль, не ожидал увидеть?
– Ты что, мы же завтра дого…
– Заткнись, я не покупатель – я пес, который идет по следу и карает таких, как ты.
– Я ни в чем не виноват, – заблажил Равиль.
– Ты думаешь, я не знаю, откуда кони? Кто из арбалета стрелял?
Башкир сжал губы и замолчал. Ничего, я не таких упрямых говорить заставлял. Сейчас так болтать будешь – не остановить. Одно плохо – времени мало, хоть и ночь уже; не ровен час – на дороге кто появится, маловероятно, но не исключено.
Я вытащил нож и молча, одним взмахом, отсек ему ухо. Равиль вскрикнул, дернулся.
– Кто, где живут? – Молчит. Щадить я его не собирался, как и других. Еще один взмах – и на землю упало второе ухо. – Кто хозяин дома, где ты сейчас был?
Опять молчание. Я ножом отсек ему нос.
– Молчи, молчи – я тебя сейчас всего остругаю, один позвоночник останется.
Равиль вдруг завыл. Это было настолько неожиданно, что я слегка опешил.
– Заткнись и говори.
– Пес проклятый, чтоб ты сдох!
Ножом я вспорол ему руку от плеча и до локтя. Башкир взвизгнул. Я деловито сказал:
– Сейчас ножом глаза выну.
Именно такой тихий спокойный голос, буднично вещающий о близких неприятностях, и ломал упрямых. Так случилось и на этот раз.
– Нет, я все скажу.
– Чего замолчал, говори. И помни – если мне покажется, что ты говоришь неправду, вырежу один глаз. Если почудится, что не договариваешь – второй глаз вон.
– Спрашивай, – скривился Равиль.
– Кто хозяин дома?
…Через час я уже знал, где и кто главарь, где живут другие члены банды. В нападении на стрельцов участвовали именно они, и было их, как я и предполагал, полтора десятка. Никто не жил в лесу – все в деревнях, кроме главаря. Тот отъедался в Вязниках. Башкир подробно описал улицу и дом. Я постарался запомнить, кто и где живет, как звать, чем занимается. Повторил каждое имя и деревню не один раз. Я не собирался оставлять их в живых. Они – не кучка пьяных дебоширов из трактира, коли смогли провернуть такое лихое дело.
– Где деньги, где казна?
– У него, у Фильки Ослопа.
Хм, хорошее имечко у главаря. Ослоп – это дубина.
– Ты следил за стрельцами? Из Владимира их конно сопровождал?
– Меня заставили.
Вот откуда городской стражник про «татарина» упомянул.
Напоследок я задал вопрос:
– Кто навел, кто предатель? И где он?
– Вот про то не знаю – хоть убей, его только Филька знает.
Я вонзил ему нож в сердце. Башкир задергался в агонии, захрипел. Я вытащил нож из тела, вытер его об одежду убитого, вложил в ножны. Взявшись за халат, оттащил труп в лес, подальше от дороги. Срезал большую ветку, вернулся на дорогу и замел все следы.
Из банды – минус один.
Я дошел до избы и взобрался на сеновал. Чего уж – все спят, вот и мне отдохнуть надо. Завтра будет тяжелый день, и мне нужна свежая голова.
Проснувшись рано от возни хозяйки в коровнике, я попросил у нее поесть, дав хозяину полушку. Крестьянин попробовал ее на зуб, кивнул и через час поставил передо мной на стол вареную курицу, кашу, пиво. Я был и этим доволен – просто ничего другого быстрее не приготовить.
Пока готовился обильный завтрак, я раздумывал – с кого начать? С низов, выбивая их поодиночке, или с главаря? У каждого варианта имелись свои плюсы и минусы. Если с главаря, то где потом прятать казну? Не таскаться же с нею по всем деревням? Если начать с рядовых разбойников, Филька Ослоп узнать может, что кто-то убивает его людей, уйдет с казной – поди его сыщи.
В голову пришел компромиссный вариант. Иду к главарю, забираю казну, думаю – уж одна-то лошадь для перевозки казны у него найдется. Припрячу в укромном месте деньги и примусь за остальных. На том и остановился.
Поев, я поблагодарил хозяев за кров и пищу и отправился в город. Нашел улицу и дом, остановился поодаль и стал наблюдать. Из дома долго никто не выходил – я уже забеспокоился. Дом ничем не выделялся на улице среди себе подобных – бревенчатый, в два этажа, поверх забора видны крыши сарая и конюшни на заднем дворе.
К дому подъехала пароконка, вышел мужик с женщиной, открыл ворота, завел лошадей с повозкой во двор. Е-мое, вот их почему долго не было! Я обратил внимание, когда вошел в город – на колокольне перезвон. Сегодня же день святых Петра и Павла. Никак, с женой в церковь ходил, сука! С виду – благопристойный, однако я поймал осторожный, опасливый взгляд Фильки, когда он закрывал ворота. Не оглядывают улицу так простые горожане, у кого совесть чиста. Надо брать.
Главаря и женщину я уже видел – интересно, есть ли кто еще в доме? Осложнения могут быть, если в доме окажутся сообщники. Слуг быть не должно – открывал и закрывал ворота Филька сам, собаки тоже не слыхать, иначе хоть раз гавкнула бы. Ну да, зачем ему собака, он сам хуже паршивого пса. Да и при его разбойничьих делах наверняка и ночью сообщники приходят – собака лаять начнет, соседи могут полюбопытствовать. «Не должно быть собаки, – решил я, – да и мне шум ни к чему».
Я подошел к соседнему дому, огляделся – улица пустынна. Пора начинать.
Прошел сквозь жерди соседского забора, потом сквозь забор Фильки. Собаки нет, как нет и конуры. Сунуться в дверь? Что-то меня останавливало, какое-то неясное предчувствие, а чувствам надо доверять. Организм себя сохранить хочет, вот и подсказывает хозяину, только не все слышать внутренний голос хотят и могут.
Стараясь ступать бесшумно, я обошел дом, приник к стене и прошел сквозь бревна. Не зря, ох не зря я прислушался к своим чувствам. Напротив входной двери, метрах в пяти от нее, в длинном коридоре сидел на табурете хозяин и держал в руках арбалет. Меня он не услышал и продолжал разговор, скорее всего, с невидимой мне пока женщиной.