Это были времена, когда боги еще жили среди людей в человеческом обличье. Лишь иногда они являли себя огромными — в три человеческих роста, а то и больше, такими, как подле храмов Египта.
Да и сам Египет был совсем другим.
Он простирался от океана на западе до земель за Нилом-Хапи на востоке, от синего моря на севере до непроходимых лесов на юге. Не было песков, от края до края зеленела саванна, журчала вода многочисленных рек, перелески позволяли жить животным и птицам, в озерах плескалась рыба, на лугах паслись тучные стада, а в полях зрел урожай.
Бог Осирис научил людей пасти скот и обрабатывать землю, плавить металл и строить, дал многочисленные знания жрецам, знания, которые позволяли поднимать огромные каменные блоки на любую высоту одним заклинанием… Научил многому.
Но потом был убит и расчленен на сорок частей собственным братом — богом тьмы, войны и хаоса, богом пустыни Сетом. Жена Осириса Изида сумела собрать части своего супруга и даже родила от него сына — бога света и власти Гора, но Осирис предпочел удалиться в загробный мир и стал править там.
А Верхний Египет от первых порогов до самого Мемфиса достался Сету.
Повзрослевший Гор по просьбе матери попытался вернуть трон отца, хотя его самого больше влекло в Дуат — загробный мир Осириса.
Сражения между дядей и племянником заканчивались не в пользу Гора, он даже потерял правый глаз, который стал Оком Гора. А Сет принялся заносить Египет песком. Цветущая земля на глазах превращалась в пустыню. За восемьдесят лет противостояния богов выросли поколения египтян, которые не помнили нынешнюю пустыню зеленой, жизнь давно сосредоточилась в оазисах и, конечно, на берегах Нила.
Теперь Сет правил большей частью долины Нила, под его властью были земли Нубии и Верхнего Египта — 22 больших и сильных нома. Гору принадлежала Дельта, с востока теснимая пришельцами из Азии, тоже поклонявшимися Сету. Казалось, еще немного, и весь Нил окажется подчинен богу тьмы.
Сам он предпочитал Негаду, Нехен или вообще свои владения на востоке за ущельем Джаути, за которое не пускали никого чужого.
Предстояла решающая схватка Гора и Сета, от которой зависело, каким быть Египту.
Египтяне странный народ, они используют лошадей, запрягая в колесницы, но не ездят верхом, и не умеют плавать, даже живя на берегах больших рек. Вернее, река осталась одна — Нил, остальные пересохли и занесены песком, но даже на Ниле ни один египтянин не войдет в воду дальше чем по колено, предпочитая передвигаться по воде в лодках. Даже самая утлая и ненадежная лодчонка для него предпочтительней собственных рук и ног.
Объясняют это тем, что в воде не видно, кто там внизу, мол, в любое мгновение подводное чудовище может схватить за ногу и утащить. Справедливо, крокодилов много, но если умеешь разговаривать с ними, то не страшно. А тушу бегемотихи трудно не заметить.
Менес тоже опасался плавать, предпочитая обливаться водой на берегу. Он очень любил эту утреннюю процедуру, когда еще не жарко, и вода испарялась с кожи медленно, можно почувствовать ее живительную силу.
День обещал быть жарким, потому скульптор появился на берегу Нила с рассветом. Произнес нужные слова, предупреждая крокодилов, что его трогать нельзя, набрал две больших бадьи воды и принялся с удовольствием обливаться.
В одной оказалась довольно крупная рыбина, выловив добычу, Менес бросил ее старому крокодилу, внимательно наблюдавшему за человеком. Клацнули зубы, и рыбы как не бывало. Захлопнув пасть, крокодил продолжил невозмутимо взирать на скульптора. Менес знал, что рептилия его не тронет, каждое утро животное получало зазевавшуюся рыбу или нарочно принесенного цыпленка. Заговор заговором, но Менес предпочитал подкармливать ветерана этих мест, лучше дарить ему цыпленка и спокойно набирать воду, чем опасливо оглядываться.
Когда он возвращался в свою мастерскую, в крошечной комнатке которой жил, солнце уже поднялось над Нилом на половину своего диска. Настроение было прекрасным, нет нормальных людей, которые не радовались бы появлению Небесной колесницы после черноты ночи. Ра в небе означает, что жизнь продолжается.
Город на берегу Нила только назывался Городом Мертвых, в нем жили те, кто помогал умершим переселиться в Дуат — загробный мир Осириса, снабжал всем необходимым и устраивал погребение.
Делали это обычные живые люди, а живым нужно кушать, им нужны масла и парики, сандалии и набедренные повязки схенти, мебель и сладости, пиво и плошки для еды… да мало ли что нужно живому человеку.
А потому центром Города Мертвых был Рынок.
Оживал рынок с первыми лучами солнца и затихал к середине дня, когда становилось слишком жарко и все живое норовило спрятаться в тень.
Скульптор Менес спешил за покупкой, поскольку ему требовался незамысловатый сосуд для воды взамен разбитого накануне. Можно бы вылепить и обжечь самому, но Менес предпочитал оставить такую работу гончарам — каждый должен делать то, что у него получается лучше всего. У самого Менеса лучше выходили большие скульптуры, которые требовали много времени и сил, зато приносили много золота, а все необходимое для своей весьма скромной жизни Менес приобретал на рынке.
Он вообще старался дать работу многим. Не держал слуг, поскольку не нуждался в особом уходе и не имел большого дома, только мастерскую, полученную по наследству от его учителя. У Менеса не было повара или специального слуги для ухода за волосами, не было тех, кто умащивал бы его тело маслами или брил голову, никто не следил за схенти или ожерельями.
Менес просто не нуждался во всех этих услугах. Скульптор очень богат, поскольку имел много заказов, за которые щедро платили, но жил среди людей среднего достатка, так проще. Потому и привлекал соседского мальчишку для натирания маслом спины там, где сам достать не мог. Невелика работа, а для семьи мальчишки шетит не лишний.
Голову брил другой сосед, хорошо владевший бритвой. И ткань для схенти приобреталась на соседней улице, где потерявший ногу бывший ткач едва сводил концы с концами со своим многочисленным семейством. У Менеса лежала большая стопка схенти, которые он еще ни разу не надевал, но мастер каждый месяц исправно покупал новое, чтобы у семьи ткача было что кушать. Или мог прийти к ним и сокрушенно сообщить, что поддался на уговоры и купил большой куль зерна, которое у него непременно съедят мыши. Чтобы этого не случилось, зерно нужно забрать себе, а его угостить лепешками.
И глину для работы ему часто приносили мальчишки, получавшие взамен или шетиты, или мед и сладости.
При этом Менес не был очень общительным, подолгу отсутствовал, если работа оказывалась далеко от дома.
В съестных торговых рядах было многолюдно, но большинство посетителей лишь пожирали голодными глазами стопки ячменных лепешек, овечьи туши на крюках, связки птицы, глотали слюнки от умопомрачительного запаха печеных овощей и мяса, облизывались при виде больших сосудов с медом или пивом, не имея возможности все это купить. Беженцы… те, кого согнали с обжитых мест на западе наступающие пески, чьи дома засыпаны, пашни засохли, а скот погиб, у кого не было золота, чтобы прокормить своих детей, кто давно жил на подачки родственников с берегов Нила.