Если ящик в облюбованном мною доме окажется пустым, я еще до вечера буду объявлен банкротом, ведь планы на транжирство денег у меня грандиозные.
— Сейчас эти ленивые обезьяны все сделают, нам не придется долго ждать.
— Обезьяны?
— Это я про своих слуг. Знаете ли, предпочитаю не таскать за собой постоянных, набираю их на месте. Надоедают одни и те же рожи. Вот и взял черных, а с ними сплошная морока.
— Как я вас понимаю… А давно вы покинули родину? И с какой целью?
— Безумно давно. Знаете ли, всегда хотел повидать мир, и тут, после неожиданно свалившегося наследства, не удержался. В пути всякое случалось, в том числе излишества. Вот случайно узнал про ваш славный городок и его чудесные воды. Решил немного поправить здоровье.
— Вы не похожи на больного.
— Это вы просто не видели меня в лучшие времена.
— Давно выехали из Нового Нариавана?
— Я там даже не бывал, путешествую с востока на запад.
— То есть вы пришли с территории, охваченной мятежом?!
— Вот именно.
— И как? Вам не чинили препятствий?
— Меня чуть было не сожгли эти ваши фанатики. Подумать только, в наше просвещенное время верят в каких-то дикарских богов.
— Мы сами не устаем смеяться над этими дураками. И как же спаслись?
— Вы не поверите: подоспела подмога, но не ваши доблестные солдаты, а такие же мятежники.
— Отчего же не поверю? Эти тунеядцы сами не знают, чего хотят, там каждому свое подавай. Друг с дружкой дерутся зачастую охотнее, чем с нами. Но те, кто вас выручил, вели себя корректно?
— В высшей степени. Я даже побывал в их лагере как гость.
— И как там?
— Похоже на огромный загон для скота: грязно, пыльно, много навоза и лошадей.
— Каждое слово в точку. Тут чуть ли не все бунтовщики из бывших скотоводов, вот и обустроились, как им привычнее.
— Рядовые, возможно, а среди офицеров попадаются презабавные люди. И в плену там несколько интересных личностей. Вы, случайно, не знакомы с доном Габагом?
— Мы, к сожалению, не были представлены, но я о нем наслышан. Кстати, у него здесь дом, как раз на источниках.
— Знаю, ведь я про источники узнал как раз от него. Дон Габаг был настолько любезен, что, когда я изъявил желание поправить пошатнувшееся здоровье, предложил воспользоваться его пустующим домом. Сам он, к сожалению, не смог меня сопроводить, мятежники отказываются его отпустить даже под честное слово.
— Да, они в него крепко вцепились из-за сыновей. Честные ребята, все на службе. И дом у него хороший, просторный, вы будете довольны.
— Прислуга там не разбежалась?
— Не слышал о таком. Вряд ли, кто-то непременно должен присматривать, в том районе с этим строго.
— Хорошо бы, а то мои обезьяны мало на что пригодны.
— А можно поинтересоваться — почему именно обезьяны?
— Я заметил, что в ваших краях именно так принято называть дикарей.
— Вообще-то это считается дурным тоном, но вы совершенно правы — так и есть. Немало я с ними намаялся, сплошь лентяи и глупцы.
— Не могу не согласиться. Вот еще кое-что о них: благодаря одному попал в забавную ситуацию. Так уж вышло, что эта обезьяна как две капли воды похожа на одного из мятежников. Не рядового, офицера мелкого, но все равно личность известная. Будто близнецы, редкое совпадение.
— Интересно… А как зовут того офицера?
— Мушду. То ли лейтенант, то ли капитан, я уже запамятовал.
— Не тот ли, который служил при штабе генерала Грула до предательства последнего?
— Не могу ничего сказать, в иерархии бунтовщиков я путаюсь. Всегда был далек от политики, а здесь она к тому же не родная, непросто чужестранцу хоть что-то понять.
— Да мы и сами в таком же положении. Вот взять того же Грула. Еще две недели назад он бил Валатуя, причем успешно, а теперь оказался на его стороне. Армия просто в шоке, ходят слухи один нелепее другого. Проверки зачастили из-за недоверия, мне вот тоже хлопот прибавилось. Денежное снабжение раньше перевозилось со специальными обозами, а теперь перешли на железнодорожную доставку. Наша станция последняя, чуть дальше ветка заканчивается, и отделения казначейства здесь нет, так что мы вынуждены хранить значительные суммы в золоте и серебре в обычном станционном пакгаузе. А ведь солдат у меня всего ничего, пара часовых там дежурит днем и ночью, но толку с них, если нагрянет один из летучих отрядов вакейро.
Опачки! Фортуна! Денежки! Золото и серебро! Значительные суммы! В каком-то занюханном сарае при богом забытой станции! И всего пара часовых!
Это я удачно зашел.
Для человека моей профессии подобные слова — волшебная музыка. На миг я даже позабыл о главной цели своего визита, тут же начерно набросав план некоего мероприятия, направленного на ослабление финансовой составляющей колониальной военной машины.
По всему выходит, что я никакой не мошенник, потому как я и правда прежде прозябал в аду. Да здесь же просто рай для человека вроде меня, ведь первый же встречный офицер прямо-таки уговаривает прибрать к рукам подотчетные денежки.
Надо было брать больше людей. Гораздо больше. Ведь на части, увы, не разорваться, а успеть надо в нескольких местах одновременно.
В дверь постучали, после чего, не открывая, громко проинформировали:
— Пришел какой-то черный. Просится, говорит, по вашему приказу явился.
— Вино, — напомнил я.
— Так чего не пускаете, образины эдакие? — Майор, подскочив, плотоядно облизнулся. — И не мешать потом, мы с господином бароном будем сильно заняты обсуждением военных карт.
Я хлопнул себя по лбу:
— Проклятье, без меня ведь эти обезьяны не найдут дом дона Габага, а я бы хотел, чтобы к моему прибытию вещи были разложены по местам.
— Никаких проблем, — отмахнулся майор. — Дадим им пару толковых солдат, покажут все и помогут разгрузиться.
— Да там грузить нечего почти, я налегке путешествую. И, кстати, у меня обычай по поводу своего появления устраивать что-то вроде скромного праздника. Но здесь я в затруднении, вы ведь ведете войну, уместно ли в такое время проявление веселья? Хотя мятежники были совсем не против.
— А чем мы хуже их?
— Тогда у меня второй вопрос, неразрывно связанный с первым. Какой же праздник без прекрасных дам, так что вынужден поинтересоваться: как в вашем городе обстоят дела с борделями? Чуть раскрою вопрос: интересуют не первые попавшиеся барышни, а исключительно обитательницы вторых этажей. Тридцать или сорок, думаю, должно хватить. Найдется здесь столько?
— А знаете барон, вы мне нравитесь все больше и больше.