Шестнадцать с половиной лет спустя Кейт вспоминала о них, сидя на заднем сиденье такси и вдыхая резкий запах освежителя воздуха. Такси ехало из аэропорта Уотерфорд в Килкаррион. Она покинула родительский дом вскоре после празднования восемнадцатилетия и с тех пор побывала там всего три раза – один раз, чтобы показать новорожденную Сабину, дважды с Джимом, полагая, что воссоединение с семьей смягчит их отношение к ней, и вот – теперь, почти через десять лет. «Почему здесь все время идет дождь? – рассеянно думала Кейт, вытирая запотевшее окно. – Не могу припомнить случая, чтобы дождя не было».
Два дня ушло на то, чтобы достать билет до Уотерфорда, и Кейт понимала, что ее поздний приезд будет обращен против нее, хотя мать постаралась позвонить ей и сообщить, что состояние отца стабилизировалось. Ей все время вполголоса будут повторять, что она не удосужилась приехать сразу же, хотя отец был на пороге смерти. Вероятно, чересчур занята шашнями с новым любовником. Кейт вздохнула, размышляя об иронии последнего разговора с Джастином. Казалось, он был меньше шокирован тем, что она решительно порвала с ним, чем ее требованием вывезти его вещи из дома до ее отъезда в Ирландию.
Кейт не вполне понимала, зачем сюда приехала. Кроме отчаянного желания увидеться с дочерью, у нее не было искренней эмоциональной привязанности к этому дому. Отец не разговаривал с ней по душам с ее восемнадцатилетия, брат и его жена будут отпускать замечания по поводу их более весомых прав на родительский дом, а мать уже давно предпочитает общаться с собаками и лошадьми, а не с людьми. «Я приехала потому, что умирает отец», – сказала она себе, вдумываясь в эти слова и проверяя, могут ли они после всех этих лет вызвать в ней ощущение важного события, грядущей потери. Но перспектива снова оказаться в этом доме вызывала у нее в основном содрогание. Подбадривало лишь желание увидеться с дочерью.
«Останусь здесь на пару дней, – говорила она себе, когда такси притормозило на краю Баллималнафа. – Я взрослый человек. Могу уехать, когда захочу. Два дня я смогу выдержать. И может быть, удастся уговорить Сабину поехать домой».
– Издалека приехали? – Очевидно, шофер решил заранее позаботиться о чаевых.
– Из Лондона.
В зеркале заднего вида она заметила, что он смотрит на нее маленькими глазками под кустистыми бровями.
– Лондон. У меня семья в Уиллесдене. – Он подмигнул. – Все в порядке, красавица, не стану спрашивать, знакомы ли вы с ними.
Кейт слабо улыбнулась, глядя из окна на знакомые ориентиры: дом миссис X., церковь Святого Петра, поле площадью сорок акров, которое родители продали фермеру, впервые оказавшись на мели.
– Так вы здесь бывали раньше? Не такое место, куда ездит много туристов. Обычно я везу их на север. Или на запад. Не поверите, сколько народу сейчас ездит на запад.
Кейт помедлила, глядя на каменную стену, окружавшую усадьбу Килкаррион.
– Неужели?
– Значит, приехали в гости к друзьям.
– Что-то в этом роде.
«Просто думай, что приехала забрать Сабину, – сказала она себе. – Тогда это все будет терпимо».
Правда, на пороге ее встретила не Сабина. Это была Джулия, облаченная в бриджи, огромную пушистую телогрейку алого цвета и подходящие носки. Обрушив на Кейт шквал поцелуев и восклицаний, она многозначительно сказала, что понятия не имеет, где сейчас Сабина.
– Бóльшую часть времени она либо болтается во дворе, либо секретничает с Эдвардом. – В словах Джулии всегда чувствовалось осуждение действий других людей.
Кейт, стараясь скрыть досаду на фамильярное упоминание Джулией ее отца, решила, что неправильно все поняла. Сабина не стала бы околачиваться у лошадей и, уж конечно, не стала бы секретничать с ее отцом.
– Но чем я занимаюсь?! – воскликнула Джулия, беря одну из сумок Кейт. – Входи же! Куда подевались мои манеры?
«Раздавлены твоим стяжательским инстинктом», – с горечью подумала Кейт. Но сразу же одернула себя. За последние шестнадцать лет она ни разу не попыталась сделать этот дом своим. Кейт поправила на носу очки – контактные линзы она, разумеется, забыла, – стараясь рассмотреть дом, который более ей не принадлежал.
– Мы поселим тебя в Итальянской комнате, – щебетала Джулия, провожая Кейт наверх. – Надеюсь, крыша там не протекает.
Казалось, за десять лет, прошедшие с ее последнего приезда, дом состарился по собачьей возрастной шкале, подумала Кейт, оглядываясь по сторонам. Дом всегда был холодным и сырым, но она не припоминала этих коричневых водяных разводов на стенах, похожих на раскрашенные сепией карты далеких континентов, не помнила она также, чтобы все выглядело таким ветхим и изношенным – персидские ковры, протертые до основания, растрескавшаяся мебель, давно нуждающаяся в ремонте. Кейт не помнила и этого запаха – к вездесущей слабой вони от собак и лошадей теперь примешивался запах плесени и запустения. И этот холод – не сухой холод ее дома, когда не работал бойлер, а сырой, всепроникающий и длительный холод, продирающий до костей с первых минут приезда. Кейт новыми глазами посмотрела на спину толстой телогрейки Джулии. Эта вещь была теплее любого из предметов ее гардероба.
– Нам удалось немного нагреть эту комнату, – сказала Джулия, распахивая дверь. – Не поверишь, до чего здесь было холодно. Я сказала Кристоферу, неудивительно, что Эдвард заболел.
– Я думала, у него был удар, – сдержанно произнесла Кейт.
– Да, удар, но он старый и ужасно слабый. А старикам нужен комфорт, верно? Я сказала Кристоферу, что надо взять его с собой в Дублин, где есть нормальное центральное отопление. У нас уже приготовлена комната. Но твоя мать не стала даже слушать. Она хочет, чтобы он был здесь.
Тон ее последних слов не оставил у Кейт сомнений по поводу отношения Джулии к подобным действиям. Она, видимо, считала, что, оставив мужа в Килкаррионе, Джой обрекает его на преждевременную смерть. Но в душе Кейт согласилась с матерью – отец скорее предпочел бы жить в холодном сыром доме, чем дать Джулии удушить себя в пастельных интерьерах ее дома с центральным отоплением.
– Между нами, Кейт, не могу дождаться, когда вернусь к себе домой, – сказала Джулия, выдвигая один из ящиков и проверяя, пустой ли он. У нее была склонность к подобным лживо доверительным словам, ничего не значащим, но предполагающим искренность говорящего. – Я действительно считаю это место депрессивным, пусть даже Кристофер его любит. Я попросила соседку присмотреть за нашими кошками, и сейчас им, наверное, не очень сладко, бедняжкам. Они терпеть не могут, когда мы уезжаем.
– Ах да. Твои кошки, – вежливо произнесла Кейт, вспомнив о пристрастии Джулии к двум наглого вида тварям. – Это те же самые?
Джулия дотронулась до руки Кейт:
– Знаешь, Кейт, очень мило, что ты спрашиваешь, но нет. Арман по-прежнему с нами, а вот Мамзель, к несчастью, умерла прошлой весной. – (Кейт с некоторым страхом заметила, что глаза Джулии наполнились слезами.) – Но ей было с нами хорошо… – рассеянно проговорила она. – И знаешь, для компании Арману мы взяли очаровательную кошечку. Мы назвали ее Пубель [7] , – радостно засмеялась Джулия, к которой вдруг вернулось хорошее настроение, – потому что она все время лазает в мусорное ведро на кухне, глупышка такая.