– А-а, Кейт Баллантайн. Это потому, что тебя не было здесь, пока проходила половина моей жизни.
Вино действительно отдавало уксусом, и Кейт сморщилась. Том рассмеялся и принес ей бутылку «Гиннеса».
– Здесь пиво, наверное, другое, – сказала она, стараясь поддержать нейтральный разговор, – но, поскольку дома я не пью «Гиннес», определить не смогу.
Перед ней на столе спокойно лежала его рука. Эта рука не хваталась то за ключи от машины, то за сигареты, как у Джастина, не выбивала на столе неровные ритмы. Эта широкая, потемневшая и загрубевшая от работы на улице рука просто лежала на столе. У Кейт возникло желание прикоснуться к ней.
– Ну так ты разобралась с Сабиной?
Кейт ощутила знакомый укол боли.
– Не совсем, – ответила она. – То есть она не так злится на меня, как это было в Лондоне, но, похоже, я ее все-таки раздражаю.
– Она кажется более счастливой, – отметил он.
Кейт подняла голову:
– По сравнению с чем?
– По сравнению с тем, когда она приехала. – (Кейт сжалась.) – Я не хотел сказать ничего такого.
– Извини. Наверное, я принимаю все слишком близко к сердцу.
Кейт сделала большой глоток пива. Оно немного отдавало железом.
– Я уже говорил тебе, Сабина мне нравится. Отличная девчонка.
– Ты ей тоже нравишься. Наверное, она рассказывает тебе больше, чем мне.
– Из-за этого тебе себя жаль?
Улыбнувшись, Кейт почувствовала, как спадает напряжение.
– Наверное, я просто ревную ее. К тебе. К моей матери. К любому, кто может сделать Сабину спокойной и счастливой. Такой, какой я сама сделать не в состоянии.
– Она еще подросток. Все образуется.
Они сидели в молчании, прислушиваясь к своим мыслям, витавшим над негромким гулом голосов.
– Она похожа на тебя, – заметил Том.
Кейт подняла глаза, чтобы увидеть выражение его лица.
– Это Кейт? Кейт Баллантайн?
Обернувшись, она увидела молодую женщину, которая помахала ей рукой.
– Я Джеральдина. Джеральдина Лич. Мы вместе занимались конным спортом.
Кейт смутно припоминала пухлую девочку с очень плотно заплетенными косами, отчего у нее над ушами оставались красные полоски. Больше ничего. Сбитая с толку, Кейт не могла теперь припомнить ее лицо.
– Привет… – сказала она, протягивая руку. – Рада увидеться.
– Я тоже. Ты приехала навсегда или просто погостить?
– Погостить.
– Ты ведь живешь в Лондоне? О, хотела бы я жить в Лондоне! Я живу в Роскарни, примерно в четырех милях отсюда. Если будет время, заглядывай ко мне.
– Спасибо.
– У нас немного шумно. У меня трое мальчишек. И Райан, мой муж, самый большой мальчик. Буду очень рада видеть тебя. Мы не встречались с тобой – сколько? Наверное, лет двадцать. Господи… ты от этого не чувствуешь себя старой?
Кейт улыбнулась, не желая чувствовать себя старой.
– Знаешь, ты совсем не изменилась. И эти прелестные рыжие волосы. В юности я бы убила за твои волосы. Я и сейчас убила бы. Посмотри на эту пробивающуюся седину! А у тебя есть дети?
– Один ребенок, – сказала Кейт, отдавая себе отчет в молчании Тома.
– Здорово. Кто у тебя – мальчик или девочка?
– Девочка.
Джеральдина не проявляла желания уйти.
– Я бы хотела девочку. Как там говорится? Мальчик с тобой до женитьбы, а девочка – всю жизнь. Запомни: мои мальчишки будут со мной до тридцати лет, со всем этим домашним уютом. Моя ошибка в том, что я неправильно воспитывала их отца. – Она наклонилась, и Кейт почувствовала легкий запах спиртного. – Если ему не удается сделать по-своему, он становится жалким кретином. Неудивительно, что он в конце концов стал работать в налоговой…
Кейт натянуто улыбнулась.
– Что ж, не буду тебя задерживать, – глядя на Тома, сказала Джеральдина. – Уверена, у вас есть о чем поговорить. Приезжай обязательно. Мой адрес: Блэккоммон-драйв, пятнадцать. Можешь найти меня в телефонной книге. Мы отлично проведем время.
– Спасибо, – ответила Кейт. – Очень любезно с твоей стороны.
Она отпила большой глоток, стараясь не оглядываться и не смотреть, вернулась ли Джеральдина к барной стойке.
– А теперь я могу уйти, – ухмыльнувшись, сказал Том.
Она подняла на него глаза:
– Только попробуй!
Оба они рассмеялись.
– На чем мы остановились?
Кейт посмотрела в свой стакан:
– По-моему, мы говорили про Сабину.
– А теперь давай поговорим про тебя.
В его взгляде было что-то такое, что заставляло Кейт почувствовать себя прозрачной.
– Как-то не хочется. Сейчас со мной ничего интересного не происходит. – (Том ничего не ответил.) – Когда я рассказываю людям о своей жизни, у меня возникает ощущение, что я повторяю одну и ту же старую череду несчастий. Мне скучно даже говорить о них.
– Ты счастлива?
– Счастлива? – Вопрос показался Кейт необычным, и она задумалась. – Пожалуй, иногда. Когда Сабина счастлива. Когда я чувствую… Даже не знаю. Когда человек чувствует себя счастливым? А ты счастлив?
– Счастливее, чем был раньше. Пожалуй, я доволен.
– Даже вернувшись сюда?
– Именно потому, что вернулся сюда. – Том снова улыбнулся, в полумраке сверкнули белизной его зубы. – Можешь мне не верить, Кейт, но это место было для меня спасением.
– Моя мать – ангел-хранитель! – с горечью рассмеялась Кейт.
– С твоей матерью все в порядке. Просто вы обе смотрите на мир разными глазами, вот и все.
– Тебе легко говорить, – откликнулась она.
– Сабине это удалось. Но поначалу они с твоей мамой нападали друг на друга.
Кейт сильно обескураживало то, что она многого не знает о жизни собственной дочери. Кейт тосковала по своей девчушке, которая, бывало, после школы бросалась к ней в объятия, горячо и сбивчиво рассказывая о том, чем занималась, кого видела. Она до сих пор помнила это ощущение прижавшегося к ней детского тела, когда они сидели на диване и смотрели детские программы, обмениваясь замечаниями по поводу школьного дня.
– А мы можем не говорить о моей семье? Я полагала, ты пригласил меня, чтобы я немного развеялась.
«Не дай им все испортить, – подумала она. – Не дай вмешиваться в мою жизнь». Кейт вдруг поняла, что хочет, чтобы Том принадлежал только ей.
Он поднял свой стакан, как бы оценивая, хватит ли ему сока, пока она будет допивать «Гиннес».