– Не надо было заставлять Сабину сидеть с ним, – сказала Кейт, которая все это время с бледным, сумрачным лицом ждала в коридоре. – У нее будут ночные кошмары.
– Чепуха, – ответила на удивление спокойная Джой, глядя на дочь сухими глазами. – Он ее дедушка. Она имеет право попрощаться с ним. Тебе тоже неплохо было бы с ним попрощаться.
Но Кейт, прижав ладони к лицу, на пару часов исчезла в своей комнате.
В тот же вечер приехали Кристофер и Джулия в черном платье. Джулия то и дело принималась плакать, и Джой приходилось без конца ее утешать.
– Не могу этого вынести, – говорила Джулия, рыдая в плечо старой женщины. – Я плохо переношу смерть.
Миссис Х. неодобрительно заметила, что все плохо ее переносят. К тому же Джулия при любой возможности старалась сказать Джой, что она понимает ее чувства. В конце концов, она менее года назад потеряла Мамзель.
Между тем бледный Кристофер был сам похож на покойника и говорил невнятно, будто у него каша во рту. Когда Кейт спустилась вниз, брат неловко похлопал ее по спине и сказал: он надеется на то, что у них не возникнет проблем. Сабина догадалась: Кристофер говорит о мебели с ярлыками, но Кейт ответила, что предоставит все решать маме. Ведь это ее дом. Ее вещи. И ни один из них не испытывает каких-либо финансовых трудностей. Кивнув, Кристофер, к обоюдному удовлетворению обоих, оставил Кейт в покое.
Джой занялась приготовлениями к похоронам, отклоняя предложения о помощи, но не в той жесткой и резкой манере, какая была ей присуща. Оставаясь очень энергичной, она стала мягче и немного задумчивой.
– Она позже осознает утрату, – горестно фыркнула Джулия, наблюдая, как Джой выходит из гостиной, где они сидели после ужина. – Запоздалая скорбь – вот что это такое. Только когда мы похоронили Мамзель, до меня все дошло.
Но если печаль и пришла, то Джой не показывала ее. А Линда едва ли не оскорбилась недостатком истерии в доме Баллантайнов.
– У меня на всякий случай есть успокоительное. Скажите только слово, – говорила она любому проходящему мимо. Сама же собирала перед уходом свои вещи.
В конце концов Джулия взяла одну таблетку. Позже она призналась Кейт, что особо в ней не нуждалась. Просто Джулия считала это правильным. Ей не хотелось, чтобы Линда рассказывала всем в Уэксфорде, будто Баллантайнам на все наплевать.
Вопреки прямо противоположному впечатлению Джулии, Сабина была потрясена печалью матери по поводу смерти деда. Не ее обычная, раздражающая и показная печаль, которая проявлялась в слезах, всклокоченных волосах и размазанной туши. Это разозлило бы Сабину: она чувствовала, что имеет больше прав на скорбь по деду, чем ее мать. Кейт действительно поражала бледностью и тихой печалью, и когда Сабина увидела, как у летнего домика ее сочувственно обнимает Том, то не разозлилась, а даже обрадовалась, что кто-то пытается помочь в беде. Сабина по-прежнему с трудом выносила физический контакт с матерью и старалась уклониться от объятий, но так, чтобы не обидеть ее.
Однако на Сабину сильно повлияла материнская печаль, и она два дня прорыдала, но потом ей стало лучше. У матери был необычный, немного разочарованный вид, словно она борется с чувствами, которые не в силах передать.
– Как это вышло, что ты так горюешь по деду? – в конце концов спросила Сабина, когда они сидели в кабинете, молча разбирая последние две коробки.
В этой комнате теперь не осталось ничего, кроме пустых полок и выцветших обоев. Здесь намечался косметический ремонт и собирались сделать спальню. Кристофер сказал, что, будучи одной из немногих пустых сухих комнат в доме, она должна эффективно использоваться, возможно, как «номер плюс завтрак». В конце концов, теперь, когда Энни с Патриком закроют свою гостиницу, в бизнесе может образоваться прореха. «Не волнуйся, – ответила миссис X. на возмущенный ответ Сабины. – Она быстро всех отпугнет». Итак, Сабина с матерью совместно взялись за разборку последних коробок в кабинете. Сабина, отобрав любимые фотографии, теперь разбирала оставшиеся письма, втайне надеясь найти по-настоящему пикантное любовное письмо. Кейт предложила фотографии, собранные в хронологическом порядке, вставить в альбом с кожаной обложкой и подарить бабушке. Во всяком случае, бóльшую часть фотографий.
– Не хочу показаться грубой и все такое, но ты вроде мало о нем говорила, когда он был живой.
Сабина смотрела на мать, понимая, что произнесенные вслух слова звучат более резко, чем звучали у нее в голове.
Кейт закрыла крышкой прочную коричневую коробку и с минуту молчала, смахивая с носа пыль.
– Было такое… – начала она и снова замолчала. – Наверное, мне просто хотелось бы, чтобы мы с папой лучше понимали друг друга. Но теперь уже слишком поздно. Это вызывает во мне отчасти досаду, отчасти грусть.
Сабина оперлась на письменный стол, вертя в пальцах старую ручку и не зная, что ответить.
Кейт повернулась к ней:
– Очень жаль, что мы упустили шанс на всю жизнь стать хорошими друзьями. Мы перестали быть близкими друзьями, когда я была чуть старше тебя.
– Почему?
– Ах, обычные дела. Он не одобрял стиль моей жизни. И стал строже, когда появилась ты. Но он все равно любил тебя, – поспешно добавила она.
– Знаю, – пожала плечами Сабина.
Она надеялась, что под конец жизни дед любил ее больше всех.
Некоторое время они сидели молча. Сабина перебирала выцветшие бумаги, читая только те, которые были написаны от руки. Было много почтовых открыток, адресованных Кейт и Кристоферу и написанных теперь уже знакомым, угловатым почерком деда. Там он называл имена кораблей, на которых плавал, и описывал погоду разных мест. Похоже, он на время пропал после рождения Кейт, но Сабина не нашла ни одного письма, адресованного бабушке.
Кейт сидела, задумчиво глядя в окно.
– Припоминаю, каким ласковым папа был со мной, когда я была маленькой, – произнесла она в тишине, и Сабина вскинула на нее глаза. – Он всегда брал нас с собой в разные места – на верфи, к нему на работу, на Пик, на маленькие острова вокруг Гонконга, чтобы мы с Кристофером увидели мир. Знаешь, он был хорошим отцом.
Сабина взглянула на мать, заметив, что та как будто немного оправдывается.
– Он был нормальный. Для старикана. – Сабина постаралась скрыть подвох в голосе. Ей по-прежнему было трудно говорить о нем.
– Наверное, мне хотелось бы, чтобы он гордился мной, – с грустью произнесла Кейт. – Тяжело, когда чувствуешь, что в глазах близких делаешь все не так. – Она взглянула на дочь, и на ее губах заиграла улыбка. – Да, хочешь верь, хочешь нет – даже в моем возрасте.
Сабина некоторое время смотрела на мать. Потом протянула к ней руку.
– Я не считаю, что ты все делаешь не так, – начала она тихим голосом, словно выдавала чей-то секрет. – Я знаю, что иногда не очень хорошо с тобой обхожусь, но думаю, ты нормальная мама. В целом. То есть я знаю, ты любишь меня и все такое. А это важно. – Сабина покраснела. – И готова поспорить, дед тобой гордился, – продолжала она. – Спорим, гордился, правда. Просто не показывал этого. В смысле эмоций они не очень сильны, бабушка и дед. Не так, как мы с тобой. Честно. – Она сжала руку матери. – Я знаю.