Впервые за их совместную жизнь Глебов грязно и длинно выругался. Магда побледнела, онемела. Она не сказала ни слова в свое оправдание. Зато бледность, разлитая на ее лице, говорила о том, что… О чем?

– Дай мне телефон!

Глаза Магды стали огромными и светящимися, как две луны. Она распахнула окно, словно собиралась выпрыгнуть…

– Дай телефон! – прорычал Глебов. – Ты не прыгнешь. Пятый этаж, любимая! Умереть не умрешь, а ноги поломаешь!

Это говорил не он, а зверь внутри его, которого она разбудила свой хитростью.

– Ну же! Я только взгляну, кому ты звонила…

Она замотала головой, размахнулась и швырнула мобильник в окно.

У него помутилось сознание.

– О, боже! – простонал он, пятясь назад, в гостиную. – Боже мой…

«Если я сейчас же, сию же минуту не выясню, что происходит, я тронусь! – вспыхнуло в его уме. – Один из нас точно чокнутый! Она… или я?»

Глебов ринулся вон из квартиры, на ходу натягивая куртку. Под окнами стояли лужи, прихваченные по краям тонким ледком. В наступающей темноте найти телефон было немыслимо. Разве что пригласить взвод солдат, чтобы те прочесали каждый квадратный метр…

Он постоял, глотая черный студеный воздух, поднял голову и увидел Магду в окне. Кажется, она смеялась.

– Я не стану рыться в грязи, не доставлю ей такого удовольствия! – прошептал Глебов. Облачко пара сорвалось с его губ и растворилось в густых сумерках.

Не ощущая холода, в легких туфлях, в куртке нараспашку он поспешил на дорогу – ловить такси…

Глава 11

Ехать пришлось далеко, в Кузьминки. Минут двадцать простояли в пробке. Шел мокрый снег, дворники не успевали очищать лобовое стекло. Таксист всю дорогу ворчал, чертыхался:

– В такую погоду ездить – маета одна!

– Здесь притормози, – попросил Глебов.

Расплатившись, он вышел и прошагал целый квартал, прежде чем свернуть во двор дома, где женщина-маска снимала квартиру. Он никогда не приезжал сюда на своей машине – какая-нибудь глазастая соседка непременно запомнит цвет и номера, или знакомый попадется как на грех. Глебову не хотелось, чтобы до Магды дошли слухи о его похождениях.

Женщина-маска назвалась Коломбиной. Они познакомились этой осенью на костюмированной вечеринке в клубе «Полишинель». Магда не посещала подобные сборища, и Алексей иногда ходил без нее.

В тот вечер финансовый директор «Медиуса» отмечал свой день рождения. Желающие надевали маски, но можно было обойтись и без них. Глебов, например, так и поступил. Столы ломились от закусок и выпивки, и он успел изрядно набраться, когда его пригласила на танец пестро одетая дама. Заводилой праздника был горбатый шут с огромным приклеенным носом и торчащими в разные стороны из-под колпака космами.

– Это – символ клуба, Полишинель! – сообщила дама, наклоняясь к Глебову и обдавая его запахом сладких духов. – Как он вам?

– Отвратительный! Просто чудовище.

– А по-моему, забавный.

Дама чем-то неуловимо напоминала Магду – ярким нарядом, цветом волос, даже интонациями голоса. Маска плотно прилегала к ее лицу, и на мгновение Алексею почудилось, что он уже держал эту женщину в своих объятиях…

«Уж не танцую ли я с собственной женой?»

Было шумно, душно. Алкоголь ударил ему в голову. Женщина в маске откидывалась назад, смеялась. Горбатый Полишинель выкрикивал какие-то пошлые шутки, а потом объявил конкурс на лучшую пару. Приз – бутылка настоящего французского абсента.

– «Зеленая фея!» – кривлялся горбун. – «Зеленая ведьма»! «Зеленая богиня»! Так называли этот волшебный напиток соблазна! Сегодня его смогут выпить вдвоем самые прекрасные и загадочные мужчина и женщина, танцующие в нашем зале. Начинаем, господа! Музыка!

– Никогда не пила абсента… – шепотом призналась маска.

– Это опасная штука, – пробормотал Глебов. – Адская смесь. Экстракт горькой полыни, аниса и фенхеля. Если выпить слишком много, мир окрасится в золотые тона.

Ему хотелось очаровать ее, как когда-то он сумел очаровать Магду.

– Я должна попробовать!

– Знаете, как еще называют абсент? «Безумие в бутылке».

– Хочу быть безумной…

Она увлекла Глебова на середину площадки для танцев, прильнула к нему под изломанную мелодию танго…

– А ты хорошо танцуешь…

Они перешли на «ты» и, конечно, выиграли приз. Полишинель с хвалебной тирадой вручил им бутылку, наполненную изумрудно-зеленой жидкостью.

– Поедем ко мне! – шепнула маска.

Глебов как будто уже наглотался абсента – мир потерял четкие очертания, поплыл… стал зыбким, туманным. Память запечатлела отдельные эпизоды: ночная прохлада… шорох колес по асфальту… запах опавшей листвы… лестница… темная квартира…

Они пили «Зеленую фею». Глебов даже показывал маске, как полагается пить абсент, – плеснуть немного в бокал, положить сверху сахар на ложке с дырочками и лить через него ледяную воду.

– Сахар растворится, – говорил он. – И смешается с абсентом. Теперь добавим толченого льда… Готово!

Он отрывочно помнил, как занимался любовью с женщиной, у которой вместо лица была маска – она не сняла ее даже в постели.

– Так будет всегда! – повторяла она. – Разве у любви есть лицо? Только сердце.

– И я никогда тебя не увижу?

– Зачем? Главное – чувства. Ты тоже можешь спрятать лицо – для меня это не имеет значения.

Он не спорил. Ему казалось, что рядом с ним находится Магда. До каких пор он будет в каждой женщине видеть ее?

Наверное, в тот вечер он перебрал абсента и подвергся воздействию туйона. Иначе чем объяснить то невыносимое блаженство, которое он испытал в объятиях незнакомки? Все вокруг преобразилось, окрасилось в солнечные тона – словно с воображаемых небес пролился золотой дождь. Золотыми казались и глаза женщины в прорезях маски, и ее кожа, и волосы. Светлое золото, розовое золото, черное золото, огонь, разлитый в крови…

Он очнулся под утро, в полном изнеможении, в приятной любовной истоме. Протянул руку, ища жену.

– Магда…

Смятая простыня из красного атласа показалась холодной и скользкой. Такое же кроваво-красное покрывало валялось на полу – словно красавица, убегая, забыла свой праздничный алый плащ.

– Магда! – громче позвал Глебов.

В комнате царили сумрак и тишина. Он нащупал выключатель, и спальню озарил желтый свет старинной лампы. Пышное убранство в мавританском стиле было вполне во вкусе жены, но тем не менее отличалось от убранства ее комнаты.